Быть собой: новая теория сознания

Самое главное, нам следует настороженно относиться к попыткам слишком прочно увязывать сознание с интеллектом. Сознание не равно интеллекту. Стремление использовать интеллект как лакмусовую бумажку для сознания порождает целый ряд ошибок. Во-первых, оно толкает нас к антропоцентризму: человек обладает интеллектом и сознанием, а значит, животное X тоже будет обладать сознанием только при наличии интеллекта. Во-вторых, оно толкает нас к антропоморфизму: мы наблюдаем интеллект, схожий с человеческим, у животного X, но не у животного Y, а значит, у животного X сознание есть, а у животного Y — нет. В-третьих, оно поощряет методологическую халтуру, поскольку позволяет делать выводы о сознании по наличию «интеллектуальных» способностей, таких как язык и метакогниция, которые проще оценивать, чем само сознание.

Не то чтобы интеллект совсем не имел отношения к сознанию. При прочих равных он открывает новые возможности для сознательного опыта. Печалиться или огорчаться можно и без особых когнитивных способностей, но, чтобы сожалеть о сделанном или испытывать предвосхищающее сожаление, умственные способности должны позволять рассматривать альтернативные исходы и курсы действия. Даже крысы, согласно одному исследованию[320], могут, если обстоятельства складываются не так, как хотелось, испытывать не просто огорчение, а свою версию сожаления[321].

Делая выводы о сознании у кого-то помимо человека, нам приходится ступать по тонкой грани, рискуя впасть в антропоцентризм и в то же время не имея другого выхода, кроме как принять человека за известную величину, надежное основание, от которого можно отталкиваться. Как-никак о наличии сознания у себя нам известно точно, и мы всё лучше разбираемся в нейронных и телесных механизмах, участвующих в работе человеческого сознания, а значит, можем использовать их как основу для экстраполяции.

Согласно той концепции животного-машины, которая изложена в моей книге, сознание гораздо теснее связано с пребыванием в живых, чем с интеллектом. И разумеется, это относится к прочим животным в той же мере, что и к человеку. С этой точки зрения сознание может быть представлено гораздо шире, чем кажется, когда мы берем в качестве главного критерия интеллект. Но это не значит, что везде, где есть жизнь, есть и сознание[322].

Искать сознание за пределами человеческого вида — это все равно что сойти с заснеженного берега на скованное льдом озеро. Ступать приходится осторожно, на каждом шагу проверяя, насколько крепок лед под ногой.

* * *

Давайте начнем с млекопитающих — категории, включающей крыс, летучих мышей, обезьян, ламантинов, львов, гиппопотамов и, конечно, человека. Я убежден, что все млекопитающие обладают сознанием. Разумеется, наверняка я этого не знаю, но вполне уверен. Мое утверждение основано не на поверхностном сходстве с человеком, а на общих для нас механизмах. Если вынести за скобки фактические размеры мозга (которые соотносятся главным образом с размерами тела, а не с другими факторами), этот орган у разных видов млекопитающих поражает сходством[323].

Еще в 2005 г. мы с ученым-когнитивистом Бернардом Баарсом и специалистом по когнитивным способностям у животных Дэвидом Эдельманом (сыном Джеральда Эдельмана) составили список свойств человеческого сознания, на наличие которых можно было бы проверить других животных. У нас набралось 17 свойств[324]. Цифра в каком-то смысле случайная, но она говорила о том, что искать ответы на вопросы о сознании животных путем эксперимента вполне резонно.

Первые пришедшие нам на ум свойства были связаны с анатомическими особенностями мозга. В том, что касается нейронной прошивки, основные нейроанатомические особенности, отчетливо ассоциирующиеся с человеческим сознанием, обнаруживаются у всех видов млекопитающих. Это шестислойная кора, тесно взаимосвязанный с корой таламус, глубоко залегающий ствол мозга и ряд других общих черт (в том числе системы нейромедиаторов), которые у человека последовательно участвуют в непрерывном потоке сознательного опыта.

Сходство наблюдается и в активности мозга у разных видов млекопитающих. Среди самых ярких схожих черт — изменения динамики мозга при засыпании и пробуждении, то есть динамики в тех слоях, которые залегают ниже уровня сознания. В нормальном бодрствующем состоянии все млекопитающие демонстрируют нерегулярную, быструю, низкоамплитудную электрическую активность мозга. Погружаясь в сон, мозг любого млекопитающего переключается на более регулярную высокоамплитудную динамику. Эти паттерны и изменения очень напоминают то, что мы наблюдаем у человека во время пробуждения и засыпания. Общий наркоз тоже оказывает на представителей всех видов млекопитающих примерно одинаковое воздействие — широкомасштабный разрыв коммуникации между областями мозга, сопровождаемый полным отсутствием поведенческого отклика[325].