Бытие и возраст

Дом становится чужим и теряет своё сакральное измерение. И неожиданно наносит удар в спину. Возьмём биографию Александра Македонского, имеющую вполне метафизический характер¹²⁴. Александр отправляется завоевывать Персию и Индию, а в этом время в самой Македонии начинается бунт. И великий завоеватель разрывается на двух фронтах, мечется. Эта драма представлена в архетипической форме как драма номада Одиссея. Он уехал на 20 лет завоевывать Трою, а дома бесчинствуют женихи, и бедная Пенелопа пытается сохранить status quo.

Совершенно иная логика рассуждения возникает, если учесть обстоятельство, что человечество не живёт исключительно экстенсивной стратегией. И, значит, время его жизни, ритмы его бытия определяются не только такой логикой, которая неминуемо ведёт к гибели. Возможно, и интенсивная стратегия, которая также выработана цивилизованным человечеством. Она представляет собой движение не вширь, а вглубь. Здесь другие ритмы времени, другое время жизни. Упор делается не столько на странствия и завоевания, сколько на духовную работу. Главным становится не утилизирование, не использование, но культивирование.

К сожалению, эта позиция не всегда проводится достаточно последовательно. Скажем, российская колониальная политика, если взять всю новоевропейскую ретроспективу и перспективу, в итоге терпит такой же крах, как английская или голландская. Но мы должны помнить, что в основании русской колониальной политики лежала несколько другая идея, которая, правда, не была последовательно доведена до конца. Сравните белого человека Р. Киплинга («бремя белого человека» в Индии) и такой намёк, как русский Максим Максимыч на Кавказе. Это лермонтовский образ несостоявшегося русского колонизатора, который стремится прийти к другим народам с добром, а не с огнем и мечом. Хотя ведь и западные страны не несли на Юг и Восток только гибель и разрушение. Англичане, скажем, принесли в Индию новоевропейскую цивилизацию во многих её позитивных измерениях, а не только зло¹²⁵.

Вообще всякое распространение дома на остров имеет не только измерение утилизирования, но и измерение культивирования – культивирования сакральности дома. Например, когда к России присоединялись новые области, существовала такая форма: присоединяемые принимали российские законы, но продолжали жить по своим обычаям. Драматическая история современной Чечни – это попытка сочетать эти два принципа колонизации. И до сегодняшнего дня нельзя сказать, что мы окончательно решили чеченскую проблему.

В общем экстенсивная стратегия пространственного расширения, а значит, проживания ритма своей жизни (утилизирование) предполагает и противоположную интенсивную стратегию – культивирование. И внешне, и эмпирически такая установка на культивирование предстаёт как пафос домашности, оседлости. Она видится как женская стратегия в противоположность мужской, номадической. Хотя, разумеется, определение этой стратегии как «женской» условно, скорее, метафорично. Гектор, защищающий Трою (довольно успешно – ведь Троя не сдавалась десять лет), воплощает пафос оседлости и домашности. Такова же стратегия Пенелопы, которая не покидает своего дома. В осознанной форме интенсивная стратегия противоречиво развёртывается в античной философской культуре, в её установке на внутреннее развитие, а не на внешнее завоевание. Хотя в то же время древние греки – неудержимые колонизаторы в самом экстенсивном смысле слова.

Если с этой точки зрения посмотреть на христианство, то именно интенсивная стратегия здесь существенна и принципиальна. Отчётливо осознается необходимость духовного содержания в развитии. Экстенсивная и интенсивная стратегии задают разное время жизни – в данном случае мы берем не только отдельную человеческую судьбу, но и разное время жизни цивилизации. И домашность как интенсивная стратегия развития дает принципиальную возможность иного, «правильного», существования.

Народы издавна делили на «народы-гости» и «народы-хозяева». К народам-гостям относят древних греков (Александр Македонский), которые захватили огромную часть ойкумены, но от греков как завоевателей не осталось ничего. А вот от греков как культуртрегеров осталось очень много. Что осталось от англичан как от завоевателей? Скорее, только дурная слава. А как англоязычные культуртрегеры они дали миру очень многое. В той же Индии один из языков межнационального общения наравне с хинди – английский (жители различных штатов Индии могут понять друг друга только на английском). В чем сила христианства? Почему оно так распространилось за очень короткое время (если вспомнить раннюю историю христианской церкви)? Сила христианства была в его установке на слабость, на тихое доброе слово, а не на угрозы и не на бряцание оружием. В раннем христианстве интенсивная стратегия была существенной и принципиальной. К сожалению, когда христианство перешло к стратегии крестовых походов, то это внутренне подорвало его идею, во всяком случае на Западе.