Когда вы пишете икону, не надо копировать ее в точности. Не потому, что у вас не получится написать ее так же хорошо, как оригинал, а потому, что она уже была написана, она существует в истории, уже освящена,
— не нужно ее повторять. Он считал необходимым сохранять творческое отношение и всегда двигаться только вперед. Мы должны научиться писать иконы, в которых скрыта наша собственная персона. Это означает — полностью посвятить себя работе, полностью погрузиться в нее, но в то же время, уважая форму и содержание, не навязывать свои собственные идеи, а, скорее, становиться сотворцами икон.
В искусстве есть то, что может помочь приблизиться к первому Художнику. Когда я, бывало, писал пейзажи на пленэре, некоторые люди подходили сзади и подолгу молча следили за моей работой. Так и я желал бы встать недалеко от Господа и наслаждаться созерцанием Его творческого вдохновения.
В искусстве вообще, а особенно в иконописи, художник не всегда полностью контролирует происходящее, и произведение иногда начинает жить собственной жизнью. Представьте себе, мы проводим несколько линий и накладываем несколько красок, и творим то, что создал Бог.
Когда это происходит, художник чувствует, что он просто сотрудничает с тем, что растет независимо от него. Когда художник делает наброски или рисует, он не может по-настоящему контролировать происходящее, что-то внешнее направляет его.Однако бывают случаи, когда приходится что-то копировать, и тогда это также должно делаться сознательно и с позитивным настроем, как показывает отец Софроний. Художник, который копирует что-то, МОЖЕТ создать шедевр,
а это значит, что копия не должна быть плохой, в редких случаях она даже может оказаться лучше оригинала.Каждая деталь должна быть тщательно просчитана и взвешена. Разница между гением и любителем-художником в миллиметрах.
Хорошую работу можно легко испортить неправильными мазками, а исправить ее уже будет непросто.
Отец Софроний подчеркивал, что современные люди не могут чувствовать то же, что чувствовали византийцы, и, следовательно, нужно умерить строгость изображения, чтобы оно стало доступнее для современного человека.
Мы не родились в Византии, мы не можем воспринимать все так, как воспринимали византийцы. Нам это не свойственно.
Он считал, что иконы должны в определенной степени эволюционировать, чтобы соответствовать потребностям современных людей и быть для них источником вдохновения, а не историческим экспонатом. Вопрос эволюции в иконописной традиции, конечно, весьма деликатный. Отец Софроний тщательно проверял каждую новую идею, много молился и долго размышлял, прежде чем применить ее на практике. Когда он писал фрески в монастыре, он обнаружил, что мягкий и рассеянный свет, присущий юго-востоку Англии, нуждается в особой цветовой гамме, более мягкой и тонкой, чем сочетание цветов, которое может быть использовано в Греции с ее жарким солнцем и ярким светом, или подходит для России, где северный свет отличается от эссекского. Он не следовал какому-то особому стилю или школе, но заимствовал именно то, что, по его мнению, было полезно. Когда его как-то спросили об этом, он посоветовал отвечать так: Если спрашивают, в каком стиле мы рисуем, отвечайте: «Это не византийский, не греческий, не русский, не английский и никакой другой, но это не плохо!»
И добавил: «Через сто лет, если мир еще будет существовать, они смогут взглянуть на все нашими глазами и поймут нас».Больше всего отца Софрония всегда волновало, какую выразительность и художественный эффект будет иметь законченная работа. В нем по-прежнему жил художник.
Абстрактное искусство