Сомнительный комплимент, но дети они такие. Смеюсь.
— Мама, я так соскучилась, папа совсем не умеет читать сказки! — Жмется ко мне младшая, разуваясь.
Я закрываю дверь, наверное, Валентина Павловна решила не подниматься, на площадке никого нет. Но спустя мгновение в дверь звонят.
— Бабушка ваши вещи принесла? — Уверенно иду к двери.
— Там папа, он палковался, лугая тупой двол, — объявляет Дашка, прыгая на кровати.
Спокойно. Это неизбежно. Просто забрать детские вещи и закрыть дверь. А можно и не открывать.
— Нам точно нужны те вещи? — пытаюсь перекричать настойчивую трель звонка.
— Мама, там мои иглушки и волшебное покывало.
— Ладно. — Собрав всю силу воли, берусь за ручку двери.
Глава 24
Варя
Я открываю дверь и, глядя куда-то в область мужской груди, забираю из рук сумку.
— Добрый вечер. Спасибо за вещи. С утра я завезу девочек прямо в садик. — Голос ровный, ничего не выражающий.
Я четыре года училась играть на сцене, уж с бывшим мужем как-нибудь справлюсь. Главное, дышать только носом и не выдавать никаких эмоций. Злость для него слишком много, страданий моих он тоже не заслуживает. Пусть его лифтовые «ляди» оплакивают. С меня хватит!
Он молча отдает сумку, попыток войти не делает. И, казалось бы, всё отлично складывается, мне почти удается закрыть дверь, но всё портит Машка.
— Мама, папа всю дорогу хотел пить!
Она оббегает меня и, перехватив ручку двери, впускает своего отца внутрь моей съ?мной квартиры. Я не собираюсь устраивать разборку перед детьми. Машке и так с лихвой досталось в свое время. Даша была очень маленькой, но и ей препирательства и выяснения отношений между родителями ни к чему.
— Добрый вечер. Я буду чай.
Макар решительно заходит, едва помещаясь в моем новом коридоре. Садится на пуфик у входа, разувается. Мне снова неловко рядом с ним, щёки мгновенно наливаются жаром. Блин, у меня в театре столько мужиков работает, я с его братом в одной квартире жила, и никогда такой мгновенной реакции не было. Зажмуриваюсь, снова и снова восстанавливая в памяти картинку из лифта. Я хочу это помнить. Мне нужно это помнить! Чтобы никогда не возвращаться к тому, что было раньше. Я больше не люблю его! На этом всё.
Каждую минуту воскрешаю в памяти наглядную иллюстрацию того, как сильно я нужна своему бывшему мужу. Баба на коленях, расстегнутая ширинка и два зеркала напротив, повторяющие всю эту картинку тысячу раз подряд. Пусть мне будет противно, пусть меня тошнит от него! Но я не забуду эту картинку никогда. Хватит! Набегалась! Да, я виновата перед детьми, но не перед ним. Это точно. Я даже в Москве ему не изменяла, как идиотка хранила верность не пойми кому, даже после развода.
Внутри тёмная дыра, сердце почти не бьётся, отвращение подкатывает с новой силой. Картинка, моя картинка перед глазами, спасёт меня от ошибок прошлого. Он никогда не любил меня — так я буду думать. Дикая неконтролируемая страсть у него с первой попавшейся бабой, не во мне дело, и никогда не было во мне. Отхожу в сторону, пропуская, мне противно любое его приближение.
— Чая нет. — Тащу сумку на кухню.
Валентина Павловна, конечно же, наложила еды и фруктов.
— Я буду тот чай, что прямо на меня со стола смотрит, — отвечает, осмотревшись, бывший.
И действительно, на столе в кухне, начинающейся почти у самой входной двери, стоит запечатанная пачка чёрного чая. Глазастый.
Я хотела напоить Романа, а придется поить… Нет, я поклялась никогда не произносить его имени. Не желаю с ним даже воздухом одним дышать, не то что чаи распивать. Мне невыносимо противно его общество. У него достаточно денег, в кафе можно было чай попить, раз такая жажда накинулась.
Зло распечатываю пачку, половина сыплется на пол и стол. Беру кувшин-фильтр, открываю воду, затем вздрагиваю, окаменев, когда эта гора мышц прижимает меня к раковине. Он тянется через меня к мыльнице, через мгновение уходит.
— Там у тебя мыла нет. Руки нечем помыть.
Я думала у такого продвинутого всё с собой, вдруг придётся заниматься сексом прямо на улице.
Меня сковывает жуткой неловкостью. Я с Ромой могла часами на кухне о спектаклях болтать. Закажем суши и о режиссёрских ошибках сплетничаем. Этот же три минуты у меня на кухне провёл, а я как будто сеанс иглоукалывания прошла. Причем у подпольного мануального терапевта с опытом в одного клиента за последние пять лет.
Он садится за стол, вытянув длинные, сильные ноги, с его появлением комната наполняется знакомым мужским парфюмом. У него всегда похожий, даже разных фирм он умудряется выбрать один и тот же аромат. Дискомфортно, раздражает его присутствие, вожусь с заварником, блюдцами, хочу вылить чай ему на голову, а не в чашку.
Молчит, но я чувствую, как внимательно он меня разглядывает.
— Здесь мило.
Мне так «не хватало его мнения». Надо было пригласить его на осмотр квартиры.
— Спасибо. Но гостей я не ждала.
— А гости прип?рлись сами, — шутит, но я не улыбаюсь, никак не реагирую, и он прочищает горло. — Места маловато.
Ага, твоя накачанная туша еле поместилась. Какое-то время он молчит. Затем как будто не выдерживает.
— А что же у Романа жить не осталась?