Бывших не бывает

Вот только чего же так нога болит? Погода ломается, что ли? Не ко времени, ох, не ко времени!»

У Егора отец Меркурий застал в сборе всё семейство, плюс лекарку Настёну. Она что-то объясняла домочадцам, но тут же замолчала на полуслове, когда Меркурий показался в дверях. Старшая дочь, принявшая сейчас на себя роль хозяйки, хлопотала у печи, а хозяин сидел на лавке и молча слушал лекарку. При появлении священника он поднялся ему навстречу, но взглянул как-то без радушия. Священник размашисто перекрестился на икону, висевшую в красном углу:

– Слава Иисусу Христу!

– Во веки веков, аминь, – нестройно ответили все, кроме Настёны.

– Ты зачем ко мне, отче? – не слишком ласково вопросил десятник Егор, закончив с приветствиями.

– Пришёл свершить соборование над твоей богоданной женой, десятник, – слегка поклонился отец Меркурий.

– Ну да ладно, Егор, пойду я, – нарочито спокойно проговорила лекарка, как-то незаметно оказавшаяся уже возле двери. – Все что надо, я тебе сказала, отвар допреет – девки твои Марьяну напоят, как я велела. А закончится питье, ко мне идут, а то и я загляну попозже к вечеру. – Поклонилась от двери хозяевам и уже почти в дверях удостоила вниманием и самого отца Меркурия. – Не мое дело, но торопишься ты… Бабы наши то ль чего наговорили? Так ты их слушай поменьше – у них языки впереди подола вьются. Не помирает еще Марьяна, да и не помрет уже – рано ее соборовать. А то вон девок напугал только…

Священник оглядел застывшие лица Егорова семейства.

«Малака! Сюда что, тоже добралось это суеверие? О том, что соборуют только безнадёжных? Латинская ересь, будь она неладна! Надо объяснять».

– Постой, почтенная целительница. Хорошо, что ты здесь, а то я уж хотел просить хозяев послать за тобой, – как можно приветливее проговорил священник.

«Не ждала от меня такого! Вон как переменилась – брови аж взлетели, но собой владеть умеет – снова натянула на себя постное личико и смотрит с умеренным интересом, как на забавную зверушку. Хотя я её удивил. Сильно удивил!»

– У нас одно дело – лечить. Тебе – тела, мне – души. А общее дело следует делать сообща! Ты не права, почтенная целительница, упрекая меня в поспешном соборовании, – отец Меркурий слегка поклонился, – но не права не по злобе, а от незнания. Таинством соборования призывается на человека благодать Божия, исцеляющая немощи душевные и телесные. И испрашивается прощение ведомых и неведомых грехов, кои суть первопричина всех немощей. Ответь, ты же целительница, бывают ли люди совсем и во всём здоровые?

– Не бывают! – вопрос Настёне явно не понравился, но лгать она посчитала для себя невместным.

– Так и безгрешных людей не бывает, один Бог без греха, – кивнул священник. – Оттого и соборуются верные, моля о прощении забытых и совершённых по неведению грехов, духовном и телесном исцелении. И больные и на первый взгляд здоровые.

– Значит, все грешны? – грустно улыбнулась лекарка. – И все виноваты?

– Все, – кивнул отец Меркурий, – как и больны все без изъятия. Только по-разному: у одного чирей на заду вскочил, а другой при смерти лежит. И каждому помочь надо.

– И как ты Марьяне помогать собираешься? – прищурилась лекарка.

– Настёна! – рыкнул хозяин дома.

– Погоди, Егор. Тут уже мое дело – в его дела не полезу, но и мешать себе не позволю, если что. У нас с отцом Михаилом любви не было, но и не мешали друг другу… Ну почти.

– Потому и хотел послать за тобой, – усмехнулся отец Меркурий. – Ношу разделить. Я духовные болезни врачую, ты – телесные. Без здорового тела даже здоровой душе держаться как-то не в чем. Меня-то Господь в лекарском деле не умудрил: лубок могу наложить, рану перевязать, гниющую плоть железом прижечь, углём из костра накормить от поноса злого, и всё.

Девицы зарделись, а Егор вполне отчётливо хрюкнул.

– У каждого своё дело, – священник слегка поклонился задумчивой Настёне, – у тебя своё, у меня своё. Нам друг с другом делить нечего, а иной раз и помогать надо. Сейчас, например. Скажи, почтенная, сильно смущён разум у рабы Божьей Марины?

– Это у Марьяны? – Настена вздохнула. – Да разум-то ее при ней, но до него сейчас достучаться непросто.