Cага о Бельфлёрах

Каким ненастоящим, каким неинтересным был мир, в который он вернулся спустя неизвестно сколько времени!.. Мотая головой и разбрызгивая воду, протирая глаза и хватая ртом воздух, Рафаэль выкарабкался на берег. Его набрякшее тело шаталось от тяжести заново обретенного мира, которую ему приходилось нести на себе: огромный столб воздуха, уходящий вверх, в бесцветное небо, и одновременно давящий на его голову и хрупкие плечи.

Он попытался поднять ногу. И сделать шаг в сторону дома.

А там, увидев его, все заохают и примутся расспрашивать, что случилось. (Оступился, ударился головой о камень, промочил одежду…)

Мир ненастоящий и неинтересный. Замок. Бельфлёры. Его родные.

Рафаэль Люсьен Бельфлёр II.

Мир простирался во все стороны, а пруд, его пруд, располагался в центре этого мира. Но рассказать об этом он никому не мог. Как и про сына Доунов, который швырял в него камни. Тогда они поднимут шум, станут сотрясать воздух своим гневом, своими чувствами. Возможно, им даже захочется отомстить мальчишке. Пруд спас Рафаэля, спрятал его и поднял на поверхность, когда ему больше ничто не угрожало, поэтому нельзя желать отмщения: ему было суждено выжить, поэтому не важно — в самом деле не важно, какое зло хотел учинить над ним этот человек.

Крошечные рыбешки исчезли в тени плавучих водорослей (которых Рафаэль раньше тоже не видел), а сейчас, на противоположном берегу, из камышей осторожно высунул голову вьюрок. Рафаэль сидел неподвижно, обхватив руками колени.

Он ждал. Перед ним была вся его жизнь.

Сад за стеной

В буйных зарослях, оставшихся от старого сада, за поросшими мхом гранитными стенами высотой пятнадцать футов Лея узнала от Джермейн, каково ее предназначение.

— Чего ты ждешь от меня? Что от меня требуется? — воодушевленно спросила Лея.

Не сводя с нее своих удивительных глаз, дитя сжимало и разжимало крохотные кулачки.

— Да, Джермейн? Что?

Она склонилась над колыбелькой, едва отваживаясь дышать. В нечаянные минуты дитя обладало такой силой, что Лея ощущала, будто в ней самой бьется не только ее сердце и не только ее кровь бежит по телу. Дитя будто бы еще не родилось, а по-прежнему жило в ее утробе, питаясь ею и питая ее, снабжая кровью каждую ее частицу.

— Да, Джермейн? Чего ты хочешь от меня? Это как-то связано с домом, с семьей, с состоянием, с землей? — шептала Лея.

Когда они оставались одни, девочка неотрывно смотрела на Лею, а та, заглядывая в глаза ребенка, почти теряла сознание. Губы малышки шевелились, но вместо слов из ротика выходило лопотание или пронзительные крики, смысла которых Лея постичь не могла.

— Что ты хочешь? Ну пожалуйста, скажи, я не испугаюсь, — умоляла она.

В обществе посторонних людей Джермейн снова становилась обычным младенцем, да, возможно, крупноватым, но не более того. Она гулила, кричала и мочила пеленки; подобно всем детишкам с характером, она сбрасывала с себя тоненькое летнее одеяльце. Снова став матерью, Лея живо принялась исполнять свои обязанности — меняла подгузники, качала колыбельку, благосклонно принимала льстивые похвалы, которых — она знала — Джермейн не выносит. (Ах, как же быстро ваша дочурка растет! Как же она подросла — а ведь мы виделись всего неделю назад!) Она держала ребенка на руках, пошатываясь от ее веса — да, к этому она была не готова — и краснела, гордо улыбаясь. О да, растет очень быстро, и аппетит у нее удивительный, она выпивает столько же молока, сколько хватало обоим близнецам, и все равно голодная!

Потом гости уходили, болтовня смолкала, и Лея отсылала служанок, чтобы остаться с дочерью наедине. И тогда, почти застенчиво, она заглядывала в необъятную колыбель и спрашивала: «Я выставила себя в глупом свете, да? Тебе за меня неловко? Может, надо было прогнать их?»

В один необычайно теплый майский день, когда Лея дремала, опершись рукой о колыбель, она внезапно осознала свое предназначение.

Как же просто и ясно! Желание Джермейн — оно же очевидно!

Семья должна вернуть себе все земли, утраченные со времен Жан-Пьера Бельфлёра. И не только вернуть земли — создав настоящую империю! — ной сделать всё, чтобы доказать невиновность Жан-Пьера Бельфлёра II.

— Ах, ну конечно! — воскликнула ошеломленная Лея. — Разумеется.

Она вскочила. Сердце колотилось, словно маятник.

«Как же так… Ну конечно…»

Малышка, не отрываясь, смотрела на нее. Ее маленькие сияющие глазки не мигали.

— Какая же я недогадливая и глупая, — бормотала Лея, — только сейчас поняла… Имя Бельфлёров. Империя Бельфлёров. Какой она была когда-то. Какой должна стать вновь. И бедный Жан-Пьер — невинная душа, томящаяся в тюрьме Похатасси, — как могла семья на столько лет забыть о нем?..