Ce n'est pas de la haine - c'est que je t'aime (СИ)

Склонившись над прелестным телом, которое в своих мечтах он столько раз одаривал самыми непристойными ласками, архидьякон припал губами к маленькой упругой груди, в то время как его горячие ладони скользили по шее, лицу, животу, бедрам… Задыхаясь от восторга, он одаривал страстными поцелуями губы, плечи, пальчики маленькой чаровницы…

Клод не хотел спешить: эта ночь только началась, и впереди почти целая вечность блаженства – проглотить второпях можно любые помои, лишь бы насытить желудок; но истинным шедевром стоит наслаждаться медленно, вдыхая тонкий аромат, осторожно снимая пробу, упиваясь вкусом и смакуя послевкусие.

Лишь почувствовав, что юное тело, наконец, расслабилось под его чуткими руками, священник, еще немного обождав, припал к губам возлюбленной в неистовом, жгучем поцелуе в надежде отвлечь внимание, пока длинные пальцы осторожно не дотронулись до святая святых его обожаемой красавицы. Эсмеральда, действительно, не сразу поняла, что происходит, и лишь когда Клод начал аккуратно поглаживать этот спящий бутон, цыганка протестующе замычала и инстинктивно сжала колени. Однако, поскольку ножки ее были слишком изящны, это никак не помешало бесстыдным домогательствам: прижав девушку к постели, мужчина лишь сильнее впился в ее губы, не позволяя вывернуться, и продолжал все так же бережно, невесомыми прикосновениями, ласкать нераскрытый цветок.

На сей раз она боролась почти вдвое дольше: не менее десяти минут пришлось Клоду сдерживать отчаянно вырывающуюся плясунью. Однако борьба эта показалась ему настолько приятной, поскольку исход был очевиден, что результат оказался ровно обратным тому, на который рассчитывала Эсмеральда. Если она без сил затихла в его объятиях, покорно расслабляя уставшие мышцы, то архидьякон, напротив, буквально сгорал от нового прилива неконтролируемой страсти. Почувствовав, что девушка сдалась, Фролло удовлетворенно оторвался от ее губ и, прикусив мочку уха, одним движением раздвинул обмякшие ножки и устроился между ними. В широко раскрывшихся, глубоких и черных, словно сама ночь, очах цыганки мужчина прочел ужас.

- Нет-нет, дитя, не бойся, - срывающимся шепотом попытался успокоить он, - еще рано, еще не сейчас. Только когда ты будешь готова. Будет немного больно, но я предупрежу тебя.

Успокоенная этим обещанием, плясунья снова смежила веки и попыталась вспомнить о Фебе. Странно, но его образ никак не желал всплывать перед ее мысленным взором. Пока цыганка пыталась разрешить эту загадку, отвлекая сознание, ее молодое тело все же не могло оставаться совсем уж бесчувственным. Почти теряя от возбуждения остатки разума, Клод, ни на секунду не переставая одаривать поцелуями шелковистую смуглую кожу, удовлетворенно отметил, как легко его палец скользнул в заветный сад. Что бы ни думала по этому поводу сама Эсмеральда, ее женская суть все же отзывалась на каждое невыразимо нежное и одновременно пламенное прикосновение немолодого, но оттого не менее пылкого влюбленного.

Когда после очередного невесомого прикосновения, похожего на трепет крыльев бабочки, легкий, подобный вздоху стон неосознанно слетел с губ его красавицы, мужчина уже смелее проник в нее двумя пальцами, ответом на что ему было почти незаметное движение навстречу. Нектар, оросивший этот нетронутый цветок, ясно давал понять, что девственный сад готов принять его неистово пламенеющую плоть.

…Не ожидавшая подобного вероломства, девушка пронзительно вскрикнула, когда острая боль пронзила низ живота. Клод с силой вжал в перину мечущееся хрупкое тельце и облегченно застонал. Только сейчас он вполне смог дать себе отчет, что до последнего сомневался в ее невинности: слишком уж откровенны были танцы этой плясуньи, слишком соблазнительно мелькали из-под разноцветной юбки ее обнаженные икры. Осознание же того, что только он один, Клод Фролло, архидьякон Жозасский, второй викарий епископа, познал эту молодую женщину, наполнило все его естество таким невыразимым счастьем, что мужчина невольно всхлипнул сквозь стиснутые зубы. Все мелькавшие перед ним видения, терзавшие на протяжении года сладостные образы бледнели и обращались в ничто в сравнении с восхитительной реальностью.

- Моя… Моя… - точно молитву, повторял священник, исступленно покрывая поцелуями руки, плечи, шею, лицо изворачивающейся цыганки.

С трудом сдерживая одолевающую его похоть, давая строптивице время привыкнуть к новым ощущениям, ожидая, пока боль притупится, мужчина все же не позволял маленькой чаровнице вывернуться из его объятий. Она чувствовала его пульсирующую, неправдоподобно горячую плоть глубоко внутри себя, и это пугало.

Дождавшись, когда девушка перестанет вырываться, Клод осторожно начал двигаться, но, заметив исказившую любимое личико гримасу, остановился.

- Тебе еще больно? – тихо спросил он, касаясь кончиком языка соленой капли на щеке.

Эсмеральда молча кивнула, не открывая глаз.

- Прости, - покаялся он. – Так всегда бывает в первый раз.

- Откуда тебе это знать, монах? – дрогнувшим голосом спросила обиженная цыганка.