От этих пылких признаний Эсмеральде становилось и сладко, и страшно. Неведомое прежде осознание неограниченной власти над мужчиной кружило голову. Необычные ощущения, появившиеся, стоило ей сплести ножки за его спиной, нарастали, усиливаясь с каждым новым толчком. По мере увеличения темпа и сокращения амплитуды движений, давление на ее нежный женский бутон все усиливалось, и неизведанное прежде мучительное наслаждение заставляло мышцы судорожно сжиматься вокруг его пульсирующей, набухшей плоти. Цыганке казалось, что вот-вот что-то должно произойти, и она неосознанно начала двигаться навстречу этому неизвестному, манящему, запретному…
- Эсмеральда!.. – громко выкрикнув ее имя, Клод пригвоздил к жалобно скрипнувшей кровати юное тело и, стоная и вжимая девушку в перину, замер глубоко в ней, изливая накопившуюся страсть.
Протяжный вздох разочарования вырвался из уст покрывшейся капельками пота плясуньи. Ей казалось, еще минута, и она познала бы то, к чему так настойчиво стремилось ее тело. Сейчас же она ощущала неудовлетворенность и опустошение, непреодолимое желание двигаться дальше, еще крепче прижаться к плоти этого мужчины, окруженной темными жесткими завитками…
- Красавица!.. – хрипло пробормотал архидьякон, уткнувшись лицом в беспорядочно разметавшиеся по подушке ароматные волосы цвета воронова крыла и не торопясь выпускать из цепкой хватки свою бесценную добычу. – Ты ведь тоже почувствовала это?.. О, не мучь меня, ответь!..
Эсмеральда лишь раздраженно передернула плечиками и отвернулась, пытаясь скрыть явно проступившее на лице неудовольствие. Она отчего-то чувствовала себя обманутой: такие ощущения мог бы, наверное, испытывать праведник, всю жизнь боровшийся с земными искушениями и вдруг узнавший после смерти, что никакого Рая ему за это не положено, а святых и грешников ждет одна и та же участь. Вот и молодой женщине казалось, будто обещанное блаженство ускользнуло внезапно прямо у нее из-под носа, хотя она и не понимала, чего же, в сущности, ждала.
В ровном свете тускло мерцающей свечи Фролло легко прочитал всю эту гамму чувств на столь любимом и желанном личике. Радость и удовлетворение затопили его измученное сердце: значит, она все же, вопреки собственному желанию, ответила на его призыв, не смогла противиться первобытному зову природы!.. Жаль, что удовольствие ее было неполным: ему удалось распалить девичье тело, но он не сумел подарить ей истинное наслаждение. Очевидно, женщинам требуется на это больше времени… Но это легко поправить: священник хорошо помнил, что натыкался в одном из трактатов на рецепт зелья, увеличивающего мужскую силу.
- Завтра, волшебница, завтра, обещаю, ты достигнешь того Рая, в котором сгораю я, - пылко выдохнул мужчина, бережно обводя большими пальцами ее черные брови.
Чувствуя во всем теле приятную усталость, Клод, перекатившись на другую сторону кровати, притянул к себе не выразившую по этому поводу никакого протеста цыганку и, блаженно вздохнув, впервые за долгие месяцы без всяких настоек провалился вскоре в глубокий, спокойный сон. Ее тело, покоящееся под тяжелой мужской рукой, оказалось самым лучшим снотворным и успокоительным – именно тем, в чем так сильно нуждался измученный многомесячной пыткой, скользящий по острому лезвию между пропастью безумия и смертью разум.
========== VIII ==========
Выспавшийся и полный сил, архидьякон открыл глаза с первыми лучами едва забрезжившего рассветного зарева. В одну секунду сотни сладостных воспоминаний наполнили его душу теплом и безграничной нежностью. Приподнявшись на локте, он с любовью посмотрел на распростертую на их ложе любви Эсмеральду. Она спала крепким, юношеским сном, перевернувшись на живот; блестящие пряди разметались по постели черными волнами безмятежного моря; маленькая ручка и ножка выпростались из-под одеяла, позволяя лицезреть подлинные сокровища.
Мужчина почувствовал, как очередной прилив желания поднимается в нем, неумолимо увлекая в пучину греховного удовольствия. Осторожно, стараясь не разбудить, Клод откинул одеяло, обнажая казавшуюся мраморной на фоне смуглых ручек спинку. Первое же прикосновение к гладкой коже отозвалось в его теле приятным, мучительным зудом; дрожь сотрясла все существо затрепетавшего от неутолимой жажды священника. Полностью стянув одеяло, он открыл соблазнительные изгибы тела плясуньи, купавшегося в сумрачном свете восходящего солнца, своему жадному взору, мечтая и одновременно страшась дотронуться до этой первозданной красоты.
Горячая рука невесомым крылом небесного ангела коснулась округлого плечика, обвела острую лопатку, спустилась к узкой талии, ненадолго замерла чуть ниже, восторженно обследовала упругое бедро… Девушка завозилась, смутно ощущая сквозь сон легкие, приятные прикосновения. Ненадолго задержавшись на тонкой грани между грезами и явью, она тихо, невнятно прошептала:
- Феб…
В то же мгновение навалившаяся сверху тяжесть безжалостно вырвала ее из ласковых объятий Морфея. Не сразу поняв, где находится, несчастная заметалась, пытаясь избавиться от придавившего ее жара.