Действительно, теперь, когда все уже произошло и отстаивать свою честь дальше было бессмысленно, цыганка несколько смягчилась и даже вполне примирилась с произошедшим. Конечно, жаль, что ее невинность досталась нелюбимому человеку, однако, истинная дочь Двора Чудес, она достаточно видела жизнь и знала, что явление это весьма распространенное. Плясунья уже пару лет как то и дело получала недвусмысленные непристойный предложения местных «кавалеров» и, если бы не покровительство Клопена Труйльфу, давно была бы изнасилована, подобно многим своим подругам детства: быстро, жестоко, на одной из темных улиц. Сегодня, напротив, она чувствовала себя любимой, желанной, нужной. К тому же согревала мысль о том, что она все же сдержала слово и ничем более не обязана своему спасителю и, по совместительству, палачу. Уже завтра можно будет преспокойно вернуться к привычной жизни, не опасаясь преследований, не думая о возвышавшейся на Гревской площади виселице; снова петь и танцевать, собирая толпу вместе с Гренгуаром и прелестной Джали… Теплая улыбка коснулась коралловых уст.
Выросшая среди нищих, воров и проституток, Эсмеральда не считала целомудрие такой уж великой добродетелью, которую необходимо беречь до свадьбы всеми силами: просто до Феба не встречала человека, с кем бы хотелось познать все тайны любви. Потому новое положение не казалось ей чем-то ужасным или непоправимым: строгий монах, вопреки ее ожиданиям, оказался чутким любовником, похоже, и впрямь искренне влюбленным. Его пугающие нападки и угрозы немедленно после заключения соглашения обратились в нежную заботу: точно вынырнувший из черного омута безумия, святой отец вот уже две недели как проявлял почти отеческую опеку по отношению к этой женщине-ребенку, и ее чуткое сердце не могло не уловить перемены. Кроме того, больно раненная гордость, растоптанная красивым капитаном, в предательстве которого малютка уже почти не сомневалась, требовала хоть какого-то корма. И, забытая беспечным Солнцем, она грелась в обжигающих лучах любви другого человека, пытаясь удовлетворить за его счет вдруг заговорившее в ее девичьей душе уязвленное самолюбие.
- А вы?.. – внезапно отвлеклась она от завтрака. – Вы ведь, кажется, и вчера не ужинали?
- Поверь, красавица, вчера мною владел голод совершенно иного рода, - выдохнул мужчина, заставив цыганку вспыхнуть. – Впрочем, пока я готовил тебе завтрак, аппетит действительно разыгрался, поэтому не рассчитывай доесть на обед вчерашнее жаркое.
Эсмеральда утоляла голод, а Фролло наслаждался этой умилительной картиной, пытаясь запомнить каждое движение, каждую черточку ее подвижного лица. Ведь пройдет меньше суток, и она… Он резко оборвал невыносимую мысль. Не стоит портить короткое мгновение счастья этими мрачными рассуждениями. Нужно просто что-то придумать, что-то, что не позволит ей уйти.
И все-таки тревога зародилась в сердце архидьякона. Ему показалось, что он напрасно растрачивает драгоценное время, которое мог бы провести куда как более приятно. С удивлением обнаружив, как пробуждается в нем с новой силой вожделение, Клод подлил в серебряную чашечку окончившей завтрак девушки травяного отвара, а сам, взяв в руки гребень, начал аккуратно расчесывать густые волосы чернее ночи. После вчерашнего мытья сегодня непослушные пряди пушились и топорщились в разные стороны, что, однако, придавало плясунье еще больший шарм.
Отложив в сторону гребень, мужчина восхищенно провел ладонью по лоснящимся локонам, утопил пальцы в их густоте и начал мягко массировать затылок. Цыганка блаженно прикрыла глаза. Теплые руки переместились на шейку, размяв и ее, спустились к плечам… Мышцы, три недели коченевшие в холоде и сырости, размягченные вчерашней ванной, теперь окончательно приходили в норму. Волны блаженства от этих сильных, но бережных прикосновений мурашками растекались по спине.
Видеть, как маленькая чаровница щурится от удовольствия, плавясь под жаром его ладоней, было едва ли не более приятно, чем пережитое Клодом за последнюю ночь. Размяв плечи ослабевшей от этих ласк девушки, мужчина начал осторожно спускать платье.
- Я только хочу одарить таким же вниманием твою спинку, - успокаивающе произнес он, стоило плясунье испуганно прижать к груди маленькие ладошки в попытке удержать мягкую ткань.