Душенька была уверена, что, вернувшись в Москву, Елизавета непременно выйдет замуж за Надеждина. В этой ситуации Сухово-Кобылины оказывались заинтересованы в скорейшем бракосочетании своей дочери с Салиасом, что, собственно, и произошло. Дальнейшие события показали, что разрыв не принес счастья никому из влюбленных – Надеждин так и остался холостяком, а союз Елизаветы Васильевны с Салиасом сложился крайне неудачно. Тем не менее, если наша гипотеза в какой-то мере верна, то именно сложной и драматичной матримониальной коллизии журналиста мы обязаны появлением в печати одного из главных текстов (если не самого главного) русской интеллектуальной истории – первого «Философического письма» Чаадаева.
Послесловие
На последней стадии подготовки книги к печати произошла катастрофа, заставившая меня на некоторое время прервать работу. Однако незаслуженно щедрая помощь моих итальянских друзей и коллег – К. Гинзбурга, Г. Леттиери, Ф. Берно, Л. Баттиста, М. Фаллика, Д. Рицци, Б. Сульпассо, М. Беноццо, Л. Пикколо, Г. Карпи, В. Пили, Д. Ребеккини, Д. Базози, С. Маркетти, Дж. Ларокка, Кл. Пьералли, М. Триа, Ф. Ладзарин, М. Маурицио, Н. Микшиной, Кл. Кривеллер, Дж. Маркуччи, А. Гуллотта, Ф. Терренато, а также А. и Н. Велижевых – позволила мне завершить начатое.
Сейчас по очевидной причине участились разговоры об особом пути развития России. Мне часто приходится читать, что русская история последних трех веков развивается по идентичному сценарию, движется по одной и той же колее или спирали, мы все время попадаем в старые ловушки и оказываемся заложниками «вечных» предрассудков. Разумеется, в этом контексте фигура и тексты Чаадаева приобретают особую значимость: он может восприниматься как пророк, еще 200 лет назад в первом «Философическом письме» точно предсказавший безотрадное национальное будущее. Однако в книге я всеми силами стремился оспорить этот чрезвычайно сомнительный, с моей точки зрения, ход мысли. На примере «телескопического» дела я пытался показать, что вневременные закономерности являются мнимыми, а история часто развивается непредсказуемо и зависит от поступков конкретных людей в конкретных обстоятельствах, от того, что эти люди делают, что говорят и что пишут.
Возвращение к скептицизму Чаадаева в настоящей ситуации представляется более чем понятным. Однако самое неприятное в концепции «вечного блуждания» по одним и тем же историческим тропам состоит в том, что она лишает индивидов субъектности, убеждает их, что все предопределено, поэтому, в сущности, любое сопротивление злу бесполезно и обернется поражением. Чаадаевская история, рассмотренная сквозь призму целой серии микроконтекстов, убеждает в обратном – каждый человек совершает выбор, от которого очень многое зависит. Как я надеялся продемонстрировать, интеллектуальная история давних событий обладает достаточной актуальностью и способна принести пользу. Вопрос о практических импликациях чтения старых писем и книг по-прежнему остается открытым.
Приложение
П. Я. Чаадаев. Первое «Философическое письмо» (версия «Телескопа»[794]
)Я уважаю, я люблю в вас более всего ваше чистосердечие, вашу искренность. Эти прелестные качества очаровали меня с первых минут нашего знакомства и навели на разговор о религии, тогда как все вас окружавшее налагало на меня молчание. Представьте же мое удивление, когда я получил ваше письмо. Вот все, чтó я могу сказать о мнении, которое, по вашему предположению, должен составить о вашем характере. Но перейдемте к важнейшей части вашего письма.