Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России

Таким образом, «семейная» ситуация Надеждина, которой он сам придавал огромное значение, в первой половине лета 1836 г. стала поистине драматичной: его возлюбленная совершила попытку самоубийства, журналист устроил ее побег из родительского дома, однако предприятие провалилось, в довершение всего Елизавета Васильевна надолго покинула Россию, при этом не разорвав своих отношений с Надеждиным, а условившись вновь встретиться и соединиться в браке. После отъезда Сухово-Кобылиных в Европу положение влюбленных стало почти безнадежным. Надеждин всерьез рассчитывал на скорое возвращение Сухово-Кобылиных, хотя Елизавета Васильевна подчеркивала, что это было трудноисполнимо: «Ты ошибаешься если думаешь, что от меня зависит воротиться – о как нет! Я бы мою голову отдала чтобы не ехать…»[786] Однако, даже если бы Сухово-Кобылины вернулись в Москву, положение Надеждина оставалось прежним: не изменив своего профессионального статуса, он не мог претендовать на руку Елизаветы Васильевны. Именно это обстоятельство и побуждало ее регулярно напоминать журналисту о необходимости искать места службы. Она опасалась, что Надеждин наделает глупостей: отправится за ней или решит воспользоваться для карьерного продвижения единственным остававшимся в его распоряжении ресурсом – журналом «Телескоп».

В первой половине лета 1836 г. произошли три события: а) Надеждин попытался получить новый чин, но потерпел фиаско (об этом мы писали в главе 6), б) Сухово-Кобылины уехали в Европу, в) Надеждин встретился с Чаадаевым в московском Английском клубе и договорился о помещении в «Телескопе» серии филокатолических публикаций. Разумеется, заключенная в клубе сделка не предполагала обязательств Чаадаева участвовать в похищении невесты (помимо всего прочего еще и потому, что это обстоятельство плохо сочетается с хронологией событий). Однако решимость Надеждина пойти на безумный с точки зрения современников шаг и предложить читателям неконвенциональный извод идеологии провиденциального монархизма, заработав тем самым профессиональный и социальный капитал, могла быть продиктована отчаянным положением журналиста, перед которым стояла задача оперативно повысить собственный статус, что позволило бы ему приблизить ускользавший брак с Сухово-Кобылиной. О конкретных расчетах Надеждина судить трудно: во-первых, у нас нет никаких сведений о деталях его плана (да и не факт, что сам план был в достаточной степени артикулирован), во-вторых, как показала описанная в шестой главе история с вице-губернаторством, представления Надеждина о механике служебных назначений являлись достаточно причудливыми и утопичными. Возможно, он рассчитывал на громкий эффект от публикации первого «Философического письма», однако совсем в ином смысле. Не исключено, что журналист думал воспользоваться полученными от Чаадаева текстами в качестве карьерного трамплина, однако в итоге отправился в ссылку в далекий Усть-Сысольск.

VI

Остается рассказать, чем закончилась история Надеждина и Сухово-Кобылиной. Елизавета Васильевна продолжала отправлять возлюбленному утешительные письма в течение всей осени 1836 г., не ведая о его злоключениях. В марте 1837 г. она наконец узнала, что с ним произошло. Ее реакция оказалась суровой: