Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России

Рассуждая хладнокровно, милой ангел – увезти меня с дороги вряд-ли можно. Умереть и погубить всё – вот кажется всё что выдет. ‹…› Если только возможно взять меня – возми – это мое желание – но если нельзя – я покорюсь уеду. Что будет, то будет! Вести себя иначе не могу – пожалей, а не брани. В чужих краях должна буду являться на всех балах – делать нечего. – Не будь мелочен! – Ведь мы принадлежим друг другу, то и делай как знаешь сам! – Боюсь что в дороге, тебя сей час откроют и мы пропали! Не знаю что делать. Отсюда лучше увезти меня – право. – Не забудь что мы едем не в дилижансе и что нас провожать верно будут дядя, брат а может и еще кто[760].

Видимо, именно в этот момент и мог произойти эпизод, описанный Герценом со слов Кетчера, о котором мы упоминали выше. Впрочем, Кетчер был не единственным свидетелем, рассказавшим о деталях несостоявшегося бегства Сухово-Кобылиной. Близкую по смыслу версию изложил в своих воспоминаниях сотрудник «Телескопа» И. В. Селиванов, хорошо знавший Надеждина в 1830-х гг.[761]

Селиванов описал историю побега с многочисленными подробностями. Он не называл года, в котором происходили события, но отмечал, что речь шла об июне[762]: дело было назначено на дни, предшествовавшие Петровскому или Петрову посту (за трое суток до его начала): «Три дня эти были назначены потому, что после них начинается Петровский пост, в который венчать нельзя, а потом как об этом было получено сведение из дома девушки, родители ее собирались увезти за границу. Следственно надо было торопиться»[763]. О похищении невесты в июне 1834 г. говорить сложно – летом этого года роман Надеждина и Сухово-Кобылиной находился на ранней стадии. В 1835 г. Петров пост начинался 2 июня, а журналист в тот момент намеревался отправиться в заграничное путешествие. Как мы знаем из письма С. Т. Аксакова Надеждину от 10 июня, он знал, что отъезду предшествовали напряженные переговоры между влюбленными, однако о сорвавшейся попытке увоза никак не упоминал[764]. Более того, в 1835 г. Сухово-Кобылины не планировали отправляться в Европу. По всей видимости, Селиванов рассказывал о происшествии 1836 г. Тогда Пасха была ранней и приходилась на 30 марта. Соответственно, Троица выпала на 17 мая, а Петров пост начался 24 мая и продолжался 36 дней. Вероятно, события, переданные Селивановым, случились не в июне, а в начале третьей декады мая. Год действия подтверждается и дневниковой записью А. В. Сухово-Кобылина, который датировал «несостоявшееся бегство сестры» именно 1836 г.[765]

По словам Селиванова, он лично участвовал в похищении вместе с Кетчером, Белинским – сотрудником Надеждина по «Телескопу», и Селивановским, издателем, в типографии которого печатался журнал[766]. Надеждин якобы подкупил швейцара в доме Сухово-Кобылиных и нанял священника, готового обвенчать влюбленных. Заговорщики окружили дом Сухово-Кобылиных у Страстного монастыря и ожидали выхода Елизаветы Васильевны. Они простояли наготове трое суток, однако Сухово-Кобылина так и не пришла к организовавшему побег «amoureux»: «Так разыгралась эта трехсуточная эпопея, окончившаяся тем, что экзальтированную барышню увезли за границу и там выдали замуж за графа С-ъ ‹Салиас›»[767]. Мы можем заключить, что накануне отъезда Сухово-Кобылиных в Европу Надеждин все-таки предпринял решительный шаг и попытался выкрасть Елизавету Васильевну. Об этом свидетельствуют сразу два мемуарных источника, созданные непосредственными участниками происшествия, чьи описания, впрочем, несколько расходятся в конкретных деталях.