Чабор (СИ)

Ортай сидел у окна, задумчиво глядя на рождающийся свет и встречая его гимномсолнцу. Где-то во мраке сладко посапывал спящий Берег. Волхв тихо вздохнул: «Уморился вчера, бедняга, — думал он, — наслушался всякого. Небось, до обеда теперь не добудиться. Ну и ладно. Пока молодой и имеет долгий сон, пусть отсыпается. Потом, за делами и заботами не особенно разоспишься…»

Волхв тихо оделся, вышел в сени и подковырнул топором примёрзшую за ночь дверь. Как она ни скрипела, а открыться ей всё-таки пришлось. Одуревший от самого себя за ночь мороз ввалился в тёплые сени клубами пара. Ортай, выскочив на крыльцо, закрыл дверь, прищемив хвост этому наглому красноносому злодею, пытающемуся проникнуть в дом. Тот же в отместку принялся неистово кусать обидчика за нос и руки. Рукавицы-то волхву князь забыл подарить.

Наскоро набрав из поленницы дров, ученик Ладимира задержал дыхание и бегом рванул к дому. Выдохнул он уже на пороге, пнул дверь ногой, стрелой влетел в спасительное тепло и снова захлопнул её у самого носа лютого злодея. Отдышавшись, волхв как можно тише вошёл в дом и аккуратно сгрузил дрова у печи.

— …Ы-ы-ы, — невольно заскулил он, чувствуя, как отходят от мороза задеревеневшие пальцы.

— Ты чего? — отозвался из тёмного угла Берег.

— Тьфу на тебя! — дёрнулся от неожиданности волхв. — Испугал. Морозило — страсть! Слышишь, ступени на крыльце грызёт со злости?

— Не-а, не слышу. Мне тута тепло. Что ж ты за чародей, раз мороз присмирить не можешь?

— Чародей... — обидевшись, повторил Ортай. — Чтоб мороз присмирить, тулупчик нужен, обувка валяная, рукавички меховые и шапка-ушанка. Князь Красный, дай ему Бог здоровья, дом-то подарил, грамоту охранную дал, а вот с одёжкой….

Пока я в этом теремочке врачевал над Всемилом и Псором, родственники их всё, что было получше, из него вынесли. От мороза, сам понимаешь, охранная грамота не сберегает. Благо, дрова не стащили, а то помер бы тут от холода.

— Извини, — выходя из тени на свет, сказал Берег. — Я не хотел тебя обидеть. Ведь и вправду, где ж тебе взять? Тебя же приволокли…

— Ты-то чего винишься? — удивился волхв. — Ведь не ты приволок?

— Я за то извиняюсь, что чародеем тебя назвал. Посмеялся, что ли. Как-то нехорошо, я, в общем, сказал…. Ох, Ортай, какой сон я сегодня видел…. Или не сон?

Берег сел за стол и стал яростно растирать лицо ладонями.

— Что такое? Эй, парень! — волхв сел напротив. — Ты чего это вдруг? Ну, сон и сон. Коль гадость какая, так скажи трижды: «Куда ночь — туда и сон», только и делов.

Берег отвёл глаза, стыдясь пережитого страха:

— Я такое видел, Ортай. Помнишь, я вечером говорил, что мне видится всякое?

— Ну, — кивнул волхв.

— Так вот, — продолжал Берег, — вроде как искры или мошки золотые перед носом летали. Спать лёг, а они всё одно не пропадают, мало того, передо мной на потолке давай выплясывать. Гляжу, а потолка-то …и нет! Надо мной звёзды и эти… кружатся. Тут стало так светло, как и днём не бывает. Я-то понимаю, что ночь на дворе. И не дивлюсь тому, что светло, а тому удивляюсь, что глаза мне этот свет не режет с темени-то. Ни земли, ни неба нет, один только этот Свет кругом, а я стою и не знаю, что делать.

А свет тот стал скоро рассеиваться, будто туман. Оглянулся я и вижу позади себя поле, а за ним Берецкий лес. И вот иду я по тропке к этому лесу. У самого края, где поле кончается, людей — не счесть. Стоят один за другим. Кто с детишками, кто с жёнами, кто поодиночке. Вдруг слышу, Всемил меня зовёт. «Эй! — кричит, — Берег, становись со мной и Псором. Князь просил отнести поесть берецкому, стоим вот, ждём…»

А я и говорю:

— Что ж стоите-то? Все вон просить пришли, а вы ведь дать. Идите сами к нему…

Из леса вдруг дохнуло ветром, и летит шёпот: «Что взять, что дать, что просить — всё одно, всех клеймить…».

Я — с чего бы вдруг — за тем шёпотом иду в лес, хожу за ним меж деревьев, не могу найти, кто шепчет. Смотрю — опять люди. Дом колдуна. Сам он стоит на пороге, а рядом карлик. Я ближе.

Люди подходят, протягивают руки к колдуну, кланяются, а он и карлик берут по очереди большую кисть из конского волоса, макают её в чан с чем-то чёрным и людям по рукам… по лицам! Измажут — и ну сами потешаться над ними. А те, кого испачкали, падают ниц, целуют колдуну и карлику ноги, благодарят.

Я и сам не заметил, как подошёл к ним близко. Когда опомнился — поздно было. Будто вешней водой подхватило меня и понесло. А тут как раз Всемил и Псор протягивают колдуну каравай хлеба. Тот, не глядя, по караваю и по ним кистью шась-плясь! «Идите, — говорит, — хватит вам».

Они и пошли, а он ко мне поворачивается.

— Чего не как все стоишь? — спрашивает. — Иди ко всем, иначе ничего не получишь.

Я хотел было убежать, толкнулся от земли и повис. Барахтаюсь в воздухе, как щенок в проруби. «Ну, — думаю, — сейчас прямо в чан и упаду». Но не попал я в него, а поплыл к полю…

Потом, правда, не помню, что было, а вот после, как-то ты оказался рядом.

— Да ну? — шутя, отмахнулся волхв. — И меня что ли кистью? Не было меня там, не могло быть. Я в другом месте был, в своём сне…

Берег насупился:

— Ну, не смейся…