К вечеру воскресенья до захода солнца я уже знала все, что нужно знать о том, как готовить каждый сорт синего чая, какой заливать один раз, какой три, а какой двадцать, до какой именно температуры нужно нагревать воду в зависимости от вида листьев, о времени настаивания, необходимом для развития четырех ароматов чая, и о сотне способов определить происхождение урожая с точностью до семи метров.
И это притом что я пролистала лишь десятую часть этой книги, которая была лишь одной из сотен, хранившихся в закрытой секции.
Увидев из своей комнаты, что ставни башни светятся в опускающихся на город сиреневых сумерках, я вновь отправилась в квадратную гостиную под часами.
Там я вернула томик Марин. От нее пахло свежим воздухом, ветром и чем-то, что напоминало о доме. Вдруг я вспомнила, что обещала маме написать ей и совсем забыла.
– Ты выбрала ее, среди стольких прочих? – удивилась Марин.
– Мне не дали времени подумать, я взяла первую, что попалась на глаза.
– И что ты думаешь о главе, где описывается эффект от третьей заварки Да Хун Пао?
– Я до нее не добралась…
– Жаль, там самое интересное.
Она открыла книгу на одной из последних страниц. Поля аж почернели, настолько были исписаны плотным почерком. В ужасе я зажала рот обеими руками.
– Это не я, клянусь…
Марин рассмеялась.
– Эти книги восхитительны. И очень содержательны. Но их недостаточно, если собираешь чай в долине странных вещей… Уж поверь, чай, который растет в долине Чудес, нарушает все описанные тут правила. Поэтому я сделала несколько пометок, чтобы дополнить картину.
Я разглядела за ее креслом джутовые мешки, наполненные листьями.
– Вы были там со вчерашнего дня?
– О да. Когда бросаешь щепотку листьев в чашку, даже не представляешь, какой это труд – ухаживать за кустами и собирать листики. Впрочем, так со всем остальным в мире, что стоит пить, или на что стоит смотреть, или из-за чего нужно переживать.
Она стала снимать куртку и обувь, а я пока присела напротив.
– Когда кто-то другой делает работу за тебя, она кажется сущим пустяком. К примеру, наша обувь, – предложила Марин, помахав мне своей грязной туфлей. – Ты никогда не задумываешься обо всех этих людях, которые выбирали семена и землю для выпаса коров, подходящего быка, ждали рождения теленка, чтобы зарезать его, затем снимали с него кожу; о мужчинах, которые учились у своих отцов, как кроить шкуры, подгоняя их по форме наших ног; не говоря уже о тех, кто делал деревянные подошвы или шнурки или сидел за рулем грузовика, чтобы доставить сюда готовое изделие? Тысячи людей трудились, только чтобы нам не пришлось ходить босиком. То же самое с чаем – правда, в этом случае работаю только я. В следующую субботу я возьму тебя с собой. Сама увидишь, какие мысли к тебе придут, пока будешь наблюдать, как красный чай расходится в воде. А пока следуй за мной в чайную комнату. Я покажу, как обрабатывать собранный чай.
Я уловила из всей речи главное: она возьмет меня с собой. Даже скажи Марин, что у нее есть два билета в Диснейленд и завтра мы вылетаем в Калифорнию, я бы меньше взволновалась.
Следом за Марин я спустилась по лестнице, уходившей вниз под люк. Мои глаза постепенно привыкли к темноте.
Лампы с бахромчатыми абажурами освещали металлические чайники, чашки, тарелки, покрытые зелеными и черными листьями, а вдоль стен выстроились десятки деревянных кубов, доверху наполненных чаем.
В центре этого беспорядка гордо возвышался стол. Столешница, целиком вырезанная из грубого камня, была такой огромной, что оставалось только удивляться, как ее сюда притащили. «Это твой дом», – заявила Марин. Подойдя ближе, я поняла, что она имела в виду. Долина Чудес – вот что было высечено на поверхности стола. Рельефная карта со всеми горами, реками и озерами, пастухами и спиралями. Я видела их только сбоку, с высоты своего роста, но сразу узнала контуры – так они выглядели бы с неба. Одна из ламп мерцала, и мне показалось, что я вижу тень движущегося через пастбища стада, как след каравана на песке.
Я подняла голову и обвела террариум взглядом. Здесь пахло травой, водорослями и очагом.
– Да, это мой дом.
С того вечера и началось мое ученичество.
В последующие месяцы я осилила все тридцать томов «Трактата о чаесловии», вызубрила наизусть «Классику чая», прочитала «Тысячу чаесловских путешествий» леди Гарвей и, самое главное, изучила горы заметок, которые Марин набросала на полях всех этих книг. Одни ее примечания удваивали пользу всего остального. Я проводила там вечера – а иногда и дни, когда специально кашляла и терла глаза до красноты, лишь бы не идти на занятия. Марин заставляла меня посещать хотя бы уроки химии и естествознания. Она считала, что естественные науки важны, если хочешь понять, как ветер приносит семена на склоны долины; как они выбирают себе почву в зависимости от дождей, ветров и людей, которые ходили по ней и проливали на нее кровь; как земля принимает эти семена и питает, превращая в корни, побеги, стволы и ветви; как появляются листья и почки и когда их собирать, чтобы они выпустили в воду все силы, наполняющие долину Чудес.