Чагин

Сегодня днем я знакомил ее с моей семьей. Планировали заранее — обед в выходной. Первоклассной пошлости сцена: взрослый сын приводит в дом невесту. Квартира пропахла чем-то жареным — так тщательно они готовились. Мать теребит край шали, на глазах (естественно) слёзы. Передает, полна тревоги, сына будущей невестке. Из рук в руки. Понимает вроде, что это неизбежно, а сердце сжимается. Она бесспорная глава семьи, Ника усваивает это с первого взгляда.

Отец. Непростой и для него это день, но держится молодцом. Во время обеда несколько раз выскакивает на балкон, нервно курит. Вообще-то он всегда выскакивает во время обеда (они у нас длинные), но сейчас эти метания приобретают особые краски. Перед тем как исчезнуть на балконе, одаривает всех высказыванием. По выражению его лица могу предсказать очередную мудрую мысль. Приходит день (взъерошивает мне волосы), и птенцы вылетают из гнезда. Мы отдаем вам нашего сына (щелканье зажигалки) и в придачу великий город.

Две эти глупости оказываются роковыми. За них цепляется моя сестра Маргарита, маленькая стерва. Дело здесь не в конкретных фразах — ей бы подошли любые, — просто она цепляется именно за эти. Маргарита — слабое звено мероприятия, и в течение нескольких последних дней я пытаюсь к ней подольститься. Дарю ей, в частности, альбом для стихов в кожаном переплете — знаю, что она пишет какие-то вирши. Увидев на обеде ее подчеркнутую вежливость, понимаю, что всё было напрасно.

Так вот, о гнезде. Маргарита опускает глаза долу и говорит кукольным голосом. Собирается ли Ника вить его прямо здесь — по этому непосредственно адресу? Ника вежлива и доброжелательна. Скорее всего, нет. Они с Павлом еще ничего не решили, но, вероятно, будут снимать квартиру. Атака отбита. Мысленно я беру голову Маргариты двумя руками и не спеша ее отвинчиваю. Маргарита улыбается.

— Папа сказал, что мы дарим вам Павлика и СПб. в придачу… Кстати, вы откуда? Из Соликамска?

— Из Сольвычегодска.

— Простите. Я-то, дура, вечно их путаю.

Я тянусь к Маргарите, чтобы погладить ее по голове. Из-под руки вылетает пара-тройка искр.

— Проблема в том, что наша Маргоша в самом деле дура. Но мы ее любим и такой.

Мать строгим голосом:

— Павлик!

— Да, с детства не отличаю Соликамска от Сольвычегодска… — Маргарита освобождается от моей руки. — Но вам-то, как я понимаю, хочется в Петербург? Скажите, Ника, что вас привлекает в Петербурге?

— Могу назвать любимые достопримечательности. — Ника подмигивает Маргарите. — Могу прислать их списком.

Маргарита краснеет.

— Нет, зачем же? Вы и так всё получите. А также — Павлика в придачу. Папа обещал.

Как это ни странно, обед дошел до конца. За чаем (с тортом) Ника вспомнила, что у нее консультация в училище Штиглица, и, поцеловав меня, ушла. Никакой консультации, конечно, не было.

Закрыв за Никой дверь, я вернулся к столу. Сказав, что забыл сделать одну вещь, съездил Маргарите по физиономии — слегка. Пока родители хватали меня за руки, сестра моя взяла недоеденный торт и размазала мне его по лицу. Это в отчем доме меня и задержало.

Сначала меня отмывали, потом принесли чистую рубаху. Некоторое время отняла еще истерика Маргариты. Уцепившись за дверную ручку, она объявила, что не выпустит меня, пока я не попрошу у нее прощения. Сил отрывать ее от ручки у меня уже не было. Да не было и возможности: родители встали на защиту младшего ребенка.

Отец-молодец. Мать-перемать. Сестричка-истеричка. Нику они уже ненавидели. Я ненавидел их.

Приехав на Пушкинскую, я понял, что опоздал. Ни Ники, ни ее вещей в квартире не было.

* * *

Занимаясь Дневником Чагина, я почувствовал, что события его жизни могут войти в резонанс с моими. Вот-вот войдут. Происходившее с Исидором бросало трагический отблеск и на мою жизнь. Но допустимо ведь рассматривать дело и наоборот. Может быть, как раз нынешний уход Ники что-то разрушил в тогдашнем мире Исидора. Всё происходило ведь в одном и том же пространстве. Порыв ветра залетел в квартиру сегодняшнюю, но обрушился на нее тогдашнюю — образца 1964 года.

Эти дни состоят из сплошных потерь. Главная, конечно, Ника: она не вернулась. Пока. Пока, повторяю я мысленно, потому что надеюсь на ее возвращение. Я знаю случаи, когда потерянное в море кольцо выбрасывало прибоем. Кто знает: может быть, непредсказуемые волны, управляющие ее жизнью, вновь прибьют ее ко мне.

Другая потеря — Дневник Чагина. Полиция установила, что кто-то проник в квартиру с крыши, взломав окно. Взял только Дневник. Кто? И зачем? Два этих вопроса были заданы мне полицией. Эти же вопросы задал полиции я. Пообещал, что, если она ответит на один из них, я отвечу на второй.

Я опустошен.

Утешает, по крайней мере, то, что я успел прочесть Дневник до конца. Последние страницы — самые, пожалуй, грустные. Что ж, скажу вкратце и о них.

Возвращаясь домой после ареста Вельского, Исидор с Верой по ее просьбе зашли в Елисеевский гастроном. Купили бутылку водки. Молча шли по Невскому. На углу Пушкинской Вера остановилась и сказала:

— Вот, мы идем домой…

Помолчав, добавила:

— А Вельский — он не будет ночевать дома… Почему ты молчишь?