Я не вспомнил, имелся ли в Чагинске раньше ликеро-водочный, но, если бы его возродили, я бы запустил линейку. «Старый Чагинск», «Чагинская особая», «ЧичагинЪ» и, разумеется, бальзам Tschuga — спирт «Люкс», чага, прополис, мед, зверобой, золотой корень, настой черноплодной рябины. С кошачьей мордой на этикетке.
— Вы ничего не понимаете, а здесь все гораздо хуже, — шептал Хазин. — Ты не представляешь насколько… В какое говно мы вляпались… в мегаговно… Я удивлен, что мы еще целы…
— Тебе надо пить меньше, — посоветовал я. — Тебе об этом давно говорили, но ты пренебрег советом. Мозг разлагается.
— Пить надо больше, — возразил Хазин. — Если пить меньше, хочется удавиться в течение часа… Впрочем, это настолько старая пластинка, что ее никогда не мешает послушать снова, споемте, друзья!
Хазин попытался меня обнять, я отодвинулся, а Хазин вдруг подпрыгнул и с ужасом уставился в окно. Он как-то побледнел и задергал глазом.
— Видели?! Вы видели?!
Мы посмотрели на улицу, там, конечно, никого не было.
— Опять она!
Хазин прилип к стеклу.
— Я же тебе говорил — она за мной ходит!
— Ты про Маргариту Николаевну? — спросил я.
— Какая Маргарита Николаевна?! — Хазин выпил. — При чем здесь это… Я не виноват, я тебе сразу это сказал. Хотя…
Хазин вгляделся в улицу и выдохнул, вернулся за столик.
— Но если по чесноку, ты, Витя, всем подгадил, — Хазин поморщился. — Ты не должен был просыпаться, лежал бы себе, отдыхал… Не просыпайся, Витя, живи так… мышка-норушка хвостиком бежала, лапками махнула…
— Пошел на хрен, — предложил я.
— Хазин, скажи по-человечески, — Роман попытался быть серьезным. — Надоело…
Хазин не ответил, снова вскочил из-за стола и выбежал из «Растебяки».
Некоторое время мы ждали, что он вернется, но Хазин не показывался.
— Законченный параноик, — констатировал Роман. — Чердак потек от пьянки.
— Его дед вырезал на желуде «Старшую Эдду», — сказал я. — Это у них семейное.
— А я читал «Симплициссимуса», — ответил Роман.
— Вырезанного на желуде? — уточнил я.
— Нет, обычного, на бумаге.
— Понятно.
— Давай за «Старшую Эдду», — предложил Роман.
Выпили за «Старшую Эдду», хотя, в принципе, могли и за «Симплициссимуса», он нравился мне гораздо больше. Водка оказалась коварной — сразу после принятой рюмки я почувствовал тоску и разлил еще.
— Спиртное помогает от радиации, — заметил я.
— Помогает сухое красное вино.
— Устаревшие данные, помогает любое. Полстакана водки, десять таблеток активированного угля — и никакой радиации, про это еще адмирал говорил.
— Во времена адмирала не было радиации, — возразил Роман.
— Она была, просто ее не умели измерять. Сейчас мы тоже не все можем измерять.
— Например?
— Например, зло.
— Зло?
«Тройная» явно непроста, я ступил на скользкую и зыбкую почву.
— Ну да. Мы знакомы с его проявлениями, но сама субстанция лежит вне приборных пределов. Хотя некоторые люди ее явственно ощущают. Знаешь выражения «здесь чистое зло», «энергия зла»?
Роман неуверенно кивнул.
— Вот через сорок лет изобретут прибор для измерения — и можно будет определить, в каких местах наибольшие концентрации. Вот, думаю, все удивятся…
— Ты хочешь сказать, что зло как радиация?
Роман потянулся за водкой.
— Зло и есть радиация, — сказал я. — Одна из разновидностей. Ты же знаешь, что всяких радиаций до фига — бета, гамма, рентгены, кюри. А зло — это одна из разновидностей… типа нейтрино. Сам понимаешь, есть фоновая радиация, а есть всплески.
— Ты хочешь сказать, здесь всплеск? — спросил Роман.
— Здесь фон, Рома, здесь фон. И надо как-то защищаться… противостоять всеми силами…
Роман выложил на стол активированный уголь. Я разлил и предложил тост:
— За Темного Му.
— Я не стану пить за Темного Му, — решительно отказался Роман.
— Правильно, — согласился я. — Ему и так хорошо, давай за… Светлого Му.
Роман задумался.
— Светлый Му пьянство не одобряет.
Я в этом несколько сомневался.
— Ну не знаю… тогда за Шрайбикуса, — сказал я.
— Шрайбикус служил в «Штази», — неожиданно заявил Роман. — За него не стану…
Капризен сегодня Ромик.
— С чего ты взял?
— Всегда так думал, — ответил Роман. — С детства так думал. У этого поганого Шрайбикуса слишком хитрая мордочка, очочки такие выпуклые, фотоаппаратик… писал оперу, сучонок. А потом…
Роман сцепил зубьями две вилки и пытался поймать равновесие на краю пивного бокала.
— Потом, ну, когда рухнула стена, все и открылось.
— Что все открылось? — спросил я.
— Шрайбикуса велел придумать Маркус Вольф. Чтобы немцы с детства привыкали к сотрудникам тайной полиции. К их позитивному образу… Ты идешь в школу, а там Шрайбикус, ты идешь в поликлинику, там Менгеле… Кстати, Шрайбикуса рисовали с Герхарда Шарнхорста — родоначальника тайной полиции…
Я вдруг подумал, что это слегка похоже на правду. Я не знал, кто такой Шарнхорст, но будь я Вольфом…
— В ГДР все про это знали, — продолжал Роман. — Все абсолютно. Поэтому после воссоединения все учебники сожгли.
— А в немецких учебниках тоже был Шрайбикус? — спросил я.
— А как же? Шрайбикус, он везде… повсеместно. Но сейчас эти учебники раритет…