Чагинск

— Хотел сказать, что вы, мужики, жесточайшие руколожцы! Особенно, Шмуля, ты!

— Это бессмысленно, — прошептал Роман. — Он невменяем.

Я не ответил, помнил, что Хазин неровен в своих опьянениях и может трезветь, пьянеть и снова трезветь в кратком промежутке времени.

Хазин обидно рассмеялся и налил в рюмку водку.

— Ты не только руколожец, ты еще рукожопец!

— Пошел ты, — уже громко произнес Роман.

— Крепи хват, Ромик! — торжественно произнес Хазин и опрокинул рюмку. — За ваши стальные муди, друзья!

Роман поморщился, а Хазин постучал рюмкой о стол:

— Девушка, растебяки моим друзьям! Так вот, я хотел с вами серьезно побеседовать, приехал, а там эта велосипая ведьма… Витя, она тебе родственница?

— Нет.

— Ну так и скажи ей, а то я приехал, а она на меня с серпом. Я ее спрашиваю, где ребята, а эта коряга меня чуть не заколола… Попробуйте рыбные пельмени… Фрейлейн, мы заждались, у нас тут нетерпение!

Подбежала официантка, я заказал пельмени и еще пиво. Роман взял бутерброд.

И от растебяк отказываться не стали.

— Мы тебя, Хазин, тоже, между прочим, разыскивали, ты куда рассосался? — спросил я.

— А ты будто не знаешь? Готовлю.

— «День Ч»?

— «День П», — ответил Хазин. — Большой, полновесный «День П»!

Хазин воткнул вилку в щучий лоб. Он был явно неравнодушен к этой голове.

— Хорошо, — сказал я. — «День П», «День Ч», это теперь твое дело, ты бодайся, а мы у тебя хотели кое-что спросить.

— Валяйте.

Хазин расковырял рыбью голову и изучал запчасти.

— Ты ведь много фотографировал в Чагинске…

— Жрать охота, — перебил Хазин.

— Ты много фотографировал, почти все подряд. Ничего необычного не заметил?

Хазин достал из остатков рыбы плоскую лопатообразную кость.

— Вы, я гляжу, так ничего и не поняли…

Хазин принялся гнуть кость. Я заметил, что левый глаз у него начал косить. Пьет много. Много пьет и нервничает, бедняжка.

— А что мы должны были понять? — спросил Роман.

Хазин хихикнул. Роман насупился.

— Нет, с Ромой все ясно, у него все мозги в ботфорты стекли, но ты… Витенька, ты же писатель! У тебя же должна быть фантазия! Ты же должен видеть… А ты ни хрена не видишь! Ты слепой, Витя!

— Так открой мне глаза, — предложил я. — Объясни.

Хазин набрал было воздуха, но выдохнул.

— Ты же вроде со Светловым теперь, он сам тебе все раскроет.

Хазин оглядел кафе.

— А сам Светлов вам ничего не говорил? — как бы невзначай спросил он.

— Говорил, — ответил я. — Он сказал, что к две тысячи тридцатому году человечество будет на Энцеладе. Отрицать это бессмысленно.

— К две тысячи тридцатому году человечество будет в жопе, — заверил Хазин. — Отрицать это преступно. Поверь мне, я знаю, нам уже не подняться. Мы приняли печать Темного Му, мы…

Принесли пельмени, бутерброд со шпротами, пиво и растебяки, мы стали есть. Растебяки… чудесное блюдо: если бы я писал книгу «Чагинск — город мечты», я бы обязательно упомянул, что классический рецепт растебяки создан адмиралом Антиохом Чичагиным и им же впоследствии усовершенствован. Изначально в состав растебяки входила исключительно морская рыба, именно из нее приготовлялось тельное. Чичагин же разыскал, что для начинки вполне может использоваться и рыба речная, белая, и лучше всего для этого подходит рубленая стерлядь, смешанная с вязигой, луком и толченой налимьей печенкой, бульон же для заправки своих знаменитых растебяк Чичагин варил исключительно на ингирьских ершах — самых крупных и глазастых ершах России.

— Витя, а у меня, между прочим, к тебе тоже дело…

Хазин выкарабкался из-за стола и подсел ко мне.

— Витя, у меня какая-то фигня приключилась, первый раз такое…

— Что? — спросил я.

Хазин снова огляделся.

— Они заложили мне в голову вот такую бомбочку, — сообщил он. — Размером с фисташку. В случае чего она взорвется — и все. Без предупреждения, и пикать не будет…

Хазин идиотски расхохотался, а я взялся за еду. Первым делом кинул в пельмени кусок сливочного масла, затем приступил к растебяке. Сначала скусил острый угол и выпил бульон, затем стал жевать, в очередной раз убеждаясь, что растебяка — великое изобретение. Когда я восстану из Чагинска, обязательно отыщу ее снова.

Роман ел не по правилам, набросился на растебяку с тупого конца и облился бульоном, впрочем, не заметил, жевал и хлюпал.

Пельмени успели растопить масло и отчасти пропитаться, я посыпал их перцем и стал есть, предварительно погружая каждый в плошку со сметаной; на восьмом пельмене я не выдержал и заказал триста граммов. Роман не протестовал, водку принесли неожиданно быстро, и я налил себе и Роману, и мы с ним выпили.

В Шекшеме пропал почтальон и разверзлась земля.

Хазин налил себе.

— Рома, ты читал «Маленького принца»? — спросил он.

— Да.

— Некоторые считают, что Лис — это Мартин Хайдеггер.

Роман ничего на это ответить не успел, а Хазин выпил и забрал с тарелки Романа половину растебяки, быстро съел и сообщил через набитый рот:

— Мы заказали полфуры ершей.

— Что? — не понял я.

— Полфуры мороженых ершей, — повторил Хазин.

Видимо, это что-то должно было означать, но я не понимал, что именно.