Чагинск

Дорога поворачивала еще раз. Если за поворотом еще пара километров, то прогрызться не получится.

— Хорошо.

Я направился к повороту.

Роман догнал.

— Прогуляюсь немного, — сказал он. — Голова со вчерашнего… Как стеклянная. Подышу.

— Согласен…

— А вы тут давно вообще? В Чагинске?

— Две недели. Или три. Давно.

— Понятно.

Шагать по песку было тяжело, как по пляжу.

— Там живут? — спросил Роман. — В этом Заингире?

— Не знаю. Дорога есть. Непонятно, ездит ли тут кто, следы на песке долго не держатся.

— Да тут вездеход нужен и понижайка, а так лучше и не соваться.

— Ага…

Я не очень представлял, о чем с Романом разговаривать. Было стыдно, что вчера я называл его Шмулей. Но он, кажется, не обижался. Или не показывал.

— Куда дальше? — спросил я. — То есть куда едете?

— Куда? — не понял Роман.

— Выступать?

— А! Не знаю пока… Выходной сегодня.

И завтра. У нас плотный график был, решили отдохнуть…

— Да, отдыхать надо, — согласился я. — Мы тоже собирались отдохнуть. Мы тут книгу пишем, это… выжигает мозг. Начинает казаться, что ты ходишь туда-сюда…

— Да, я понял… Слушай, мутный тут лес. Вроде лес, а болотом пахнет.

— После разлива вода не уходит, вот постепенно и заболачивается. Лет через десять болото победит.

— Жаль.

Мы пробирались через песок.

— Слушай, я там вчера… Не очень? Не ДУРИЛ?

— Нет, — сказал я. — Напротив, все были довольны. Передавали тебе спасибо.

— Забавно… А в таком лесу…

Роман замолчал. Он провалился ногой в песок и потерял кроссовок.

— Зыбучий… — задумчиво сказал Роман.

— Зыбучие пески — это легенда, — заметил я.

— В сторону Чухломы, два миллиона шагов, тяжелей, тяжелей песок, — продекламировал Роман и стал добывать кроссовок.

Я наблюдал. Почему-то это продолжалось долго, словно кроссовок уполз под песком прочь, как ниндзя.

— Ничего стихи, — согласился я.

— У нас в ансамбле вокалистка была.

Она с мужем развелась, очень тяжело переживала, и ей психолог посоветовал сочинять стихи. В психотерапевтических целях. Само собой, стихи эта девка не умела и стала сочинять хайку. А потом и книжку издала.

— Это ее стихи?

— Не, у нее совсем паршивые были, это мои.

Еще и поэт. Поэта нам не хватает. Поэт-танцор. Принц-консорт. Эрих-Мария. Чича-Молоток. Очень много моих знакомых сочиняют хайку, это не может не настораживать.

— Я не всегда сочиняю, — успокоил Роман. — То есть я очень редко сочиняю, иногда, обычно с бодуна…

Роман достал кроссовок, постучал им по колену, надел. Отправились дальше, я первым, Роман за мной.

Дорога снова поворачивала, теперь влево, и за этим поворотом нас ожидал Заингирь — место, где началась чагинская история, точка отсчета…

Песок стал глубже. На «шестерке» точно не проберемся, можно смело поворачивать обратно, но мне почему-то не хотелось возвращаться к Хазину. Почти добрались, Заингирь рядом, Козья Речка, в ней целебная вода, словно настоянная на чаге, — если в ней искупаться, то можно излечиться от сорока кожных болезней…

— Что это? — Роман остановился.

— Что?

— Не слышишь?

Я прислушался. Сигнал машины.

— Хазин сигналит, — сказал я. — Соскучился.

Сигналы не прекращались, я вдруг подумал, что Хазина с перепоя хватил удар и он сейчас сидит, уткнувшись лбом в руль, гудит последним криком.

— Похоже, нервничает, — улыбнулся Роман.

Стало тихо, сигнал оборвался.

— Наверное, лучше посмотреть, — сказал Роман.

Заингирь был упоительно близок.

— Да ничего с ним не случилось, — возразил я. — С таким уродом ничего не может случиться.

Роман вдруг уставился в лес, в хилый кривой сосняк. Лес… Ничего там не было, унылый лес. Но Роман пялился и пялился, словно там присутствовал…

— Что там? — спросил я.

Роман смотрел.

— Бабушка говорила, что не надо пялиться в лес, — сказал я.

— Почему?

— Если долго пялиться в лес, лес начнет пялиться на тебя.

— Ну да, у Паскаля была бездна, он ее любил…

Бабушка говорила немного иначе.

— Лучше все-таки вернуться, — негромко предложил Роман. — Вдруг Хазику плохо…

У Хазика солнечный удар и прочее прободение.

Роман пошагал обратно.

Я за ним. Я старался не спешить: если начинаешь спешить, то кажется, что за тобой наблюдают… Бабушка говорила, что если долго смотреть, то рано или поздно увидишь. И вряд ли тебе понравится, что именно ты увидишь.

Песок в обратную сторону стал легче, мы шагали словно по чешуе огромной песчаной змеи.

За поворотом показалась «шестерка». Она продолжала стоять на дороге и… и все. Издали было видно, что Хазин внутри, сидит за рулем, уронив голову, — все как я сказал.

— Погоди! Постой, говорю!

Роман схватил меня за плечо.

— Что еще?!

— Не знаю… Тебе не кажется…

Роман смотрел на машину с прищуром.

— Тебе не кажется, что Хазин…

Мне ничего не казалось.

— Мне кажется, что Хазин урод, — сказал я. — Могу поспорить — это все шутка.

Мы подошли к машине.

Хазин сидел за рулем. С закрытыми глазами. Стекла в машине были подняты. Я дернул за ручку, дверца оказалась закрыта.

— Хазин, открывай! — Я постучал в стекло.

Хазин вздрогнул, открыл глаза, а потом и дверцы. Мы с Романом забрались в салон. Духота. И кислятиной воняет.

В машине Хазина все время воняет.

— Ты чего бибикаешь, кретин?!