Чай с пряностями, или Призраки прошлого (СИ)

- Поделом мэру и его дочурке! - снова хихикнула служанка. - Достойная награда, полностью соответствующая таланту Мэгги. Я-то знаю! Я с ней в одном классе училась. Или она думает, что все в городе такие дураки и не поняли, как ей выигрыш в конкурсе достался? Что ж, пусть теперь наслаждается заслуженным признанием и дарами благодарных поклонников.

Аптекарша с укоризной покачала головой, но спорить не стала. Она пересчитала оплату ниссимы Лакмер, потребовала вместо железной пуговицы дать еще один ниокль, смахнула монетки в банку, и очередь с облегчением выдохнула, глядя, как старушка осторожно убирает пузырьки с лекарствами в корзинку.

- Сколько добра даром перевели, - пробурчала раздосадованная Лакмер. - Это ж, почитай, целый огород можно было удобрить. А тут на ветер пустили.

- Почему на ветер? - ухмыльнулся столяр. - Палисадник мэрского особняка вон как удобрили! Там теперь, если на будущий год овощи садить, так кабачки величиной с теленка вырастут.

Очередь снова засмеялась.

- Последние дни, видать, настали, - заметила Лакмер, натягивая перчатки. - В Груембьерре то дети стариками становятся, то звери дикие по улицам бродят. Мне соседка говорила, а ей свояченица ее, что из цирка дикие животные убежали, и лев целую улицу жителей сожрал. То ли Овражную, то ли Парковую...

- Не порите чушь! - осадила ее ниссима Шарлин. - Вам что, нисс Габрош? - обратилась она к столяру.

Ниссима Лакмер взяла в руки неизменную трость с набалдашником в виде головы бульдога и, что-то недовольно бормоча под нос, покинула аптеку.

- Мне от спины чего-нибудь, - попросил столяр, дохнув на аптекаршу своей сложной смесью. - Как холода, так сразу болеть начинает.

- Есть мазь.

- А настойки какой-нибудь нету? Желательно на спирту, - умоляюще прохрипел Г аброш.

Аптекарша покачала головой.

- Вы бы, нисс Габрош, лучше к доктору сходили, - заметила она.

- Да я бы с радостью, - ударил себя в грудь столяр, - но ниссу Ивилсу сейчас не до обычных больных. Он с дочкой Меззерли возится.

- Бедная девочка! - покачала головой аптекарша. - Такая милая и спокойная.

Не то что младшая сестрица. Вот та - настоящее исчадие ада!

- Оторва! - согласился нисс Габрош с добродушной улыбой.

- Лучше всуе не упоминать, - пробормотала нисса в кошачьем палантине. - А то еще достанется, как школьному словеснику...

Ниссима Шарлин, шарящая на дальних полках в поисках подходящего для нисса Габроша лекарства, только сурово поджала губы, но остальные покупатели понимающе переглянулись. Молоденькая служанка снова захихикала.

Нисс Веретен был учителем по призванию и считал свою работу: дело приобщения маленьких жителей Груембьерра к красотам классического соларского языка, - священной миссией. Жил он одиноко в ветхом домике на окраине города. К сожалению, зарплата словесника не позволяла ниссу Веретену вести широкий образ жизни и снимать жилье в центре, но зато из окна мансарды его дома открывался такой восхитительный вид на гору Гронен, поля и леса, окружающие Груембьерр, что лучше и не придумаешь. К работе своей нисс Веретен относился с полной самоотдачей, а если иногда и опаздывал или даже пропускал уроки, то директор школы снисходительно закрывал глаза на прегрешения словесника, списывая их на экстравагантность творческой личности.

Поэтому, когда нисс Веретен не пришел без предупреждения в школу в четверг, директор вздохнул и поставил вместо литературы и соларского языка дополнительные занятия по математике и рисованию, вызвав у одних школьников вздохи грусти, а у других удовлетворения. Однако в пятницу словесник снова не явился. К ниссу Веретену был послан курьер с запиской, но курьер вернулся ни с чем. Он сказал, что калитка дома заперта, и установить контакт с хозяином дома не представилось возможным.

Дом нисса Веретена стоял в самом конце Полевой улицы, в глубине запущенного сада. Участок граничил лишь с домом одинокой, тугой на ухо старушки, которая по причине осенней непогоды практически не выходила из дома. Нисс Веретен ни с кем не состоял в близких соседских отношениях, ограничиваясь формальными фразами при случайной встрече. Поэтому неудивительно, что никто и ухом не повел, когда словесник на несколько дней выпал из социальной жизни города.

В субботу один из прохожих на минутку притормозил, удивленный, если не сказать фраппированный, странным поведением хозяина дома. Нисс Веретен, высунувшись из окна мансарды, размахивал, как флагом, привязанными к швабре белыми кальсонами в безуспешной попытке привлечь к себе внимание. Понять, в чем дело, прохожему не удалось, поскольку из горла нисса Веретена раздавался лишь хрип. Увы, голос хозяина дома после трехдневных непрерывных криков почти сел, и ни богатый лексикон, ни близкое знакомство с лучшими перлами соларской классики не помогли бедному словеснику выразить всю затруднительность его положения вербально.