Чайка Джонатан Ливингстон

Каждый вторник после обеда вся Стая собиралась вокруг кучи, чтобы послушать предания о чудесах, совершенных Птицей Джонатаном Ливингстоном и его Одаренными Божественными Учениками. Никто больше не занимался полетами сверх прожиточного минимума — что же касается этих сугубо утилитарных полетов, то они обросли новыми странными обычаями.

Например, самые почтенные птицы стали летать с веточками в клювах — символом их статуса. Чем больше и тяжелее ветвь, тем больший вес имеет чайка в Стае. Чем крупнее ветвь, тем более продвинутым считают летуна. Лишь немногие члены сообщества заметили, что, таская с собой тяжелые и неудобные ветви, эти набожные чайки лишь делают себя неуклюжими в полете.

Символом Джонатана сделался округлый камень. Со временем ту же роль стали выполнять любые старые камни. Самый неудачный символ для обозначения птицы, которая пришла в мир, чтобы учить других радости полета, — но, по-видимому, никто этого не замечал. Во всяком случае, никто из авторитетов Стаи.

По вторникам любые полеты прекращались и бесчисленные толпы собирались на берегу, чтобы послушать декламацию в исполнении Официально Одобренного Ученика. За считаные годы этот речитатив спрессовался в гранитную догму: «О-Джо-натак-Птак-Велика-Чайка-Единак-помилуй-нас-ничтожных-как-песчаные-блохи…» И в том же духе часами — каждый вторник.

В среде Одобренных признаком высочайшего совершенства почиталось умение выпаливать текст без остановки, так что отдельных слов было уже не различить. Некоторые дерзкие чайки шептались между собой, что весь этот шум не имеет ни малейшего смысла изначально, хотя порой кому-то и удается вычленить одно-два слова из общего звукового потока.

Вдоль всего побережья стали появляться выклеванные из песчаника статуи Джонатана с большими грустными глазами из пурпурных ракушек. Их устанавливали возле всех курганов — и похоронных, и ритуальных, — чтобы устраивать возле них церемонии поклонения — церемонии, еще более громоздкие, чем символизирующие их камни.

Менее чем за две сотни лет почти все компоненты учения самого Джонатана были изъяты из повседневной практики путем простого провозглашения, что они священны и непостижимы для обычных чаек, ничтожных-как-песчаные-блохи. Со временем ритуалы и церемонии, нагромоздившиеся вокруг имени Чайки Джонатана, превратились в предмет нездоровой одержимости.

Любая мыслящая чайка старалась прокладывать свои маршруты в воздухе таким образом, чтобы даже близко не подлетать к курганам, возведенным из церемоний и предрассудков тех птиц, которые предпочитали искать оправдания своим неудачам, вместо того чтобы неустанно трудиться на пути к истинному величию.

Мыслящие чайки — как это ни парадоксально — мгновенно закрывали свой ум, едва заслышав определенные слова: «Полет», «Курган», «Великая Птица», «Джонатан». В беседе на любые другие темы они проявляли не меньшую остроту ума и интеллектуальную честность, чем сам Джонатан, но при звуке его имени — или других слов, замусоленных Одобренными Учениками, — их ум наглухо схлопывался, безжалостно лязгнув, как дверь западни.

Будучи от природы любознательными, они экспериментировали с полетом, хотя никогда не использовали этого слова.

«Это никакой не полет, — уверяли они себя, — это всего лишь способ познания истины».

Таким образом, отвергая «Учеников», они сами становились подлинными учениками. Отвергая само имя Чайки Джонатана, они на практике воплощали идею, которую он принес Стае.

Это была тихая революция — без криков, без транспарантов. Но некоторые индивидуумы — к примеру, еще даже не доросший до зрелого пера Чайка Энтони — начали задавать вопросы.

— Вот, смотри-ка, — сказал Энтони некоему Одобренному Ученику, — те птицы, которые приходят послушать тебя по вторникам, делают это по трем причинам, не правда ли? Потому что считают, будто чему-то при этом учатся; потому что думают, будто, положив очередной камешек на курган, сами сделаются святыми; или же потому, что этого ожидают от них окружающие. Верно?

— Неужели тебе больше ничему не нужно научиться, птенец?

— Научиться-то мне нужно… вот только я не вижу чему. Никакие миллионы камешков не сделают меня святым, если я этого не достоин. И мне нет дела до того, что думают обо мне другие чайки.

— И каков же твой ответ, птенец? — спросил Одобренный, опешивший от такой ереси. — Как бы ты сам назвал чудо жизни? Великая-Птица-Джона-тан-да-святится-Имя-Его сказал, что полет…