Чайки за кормой

Время шло, дела – делались. Уже через неделю Красносеев сидел в каюте сухогрузного судна «Sea Star» и наблюдал через толстое стекло иллюминатора, как филиппинские матросы отдавали швартовные концы.

Весь товар, закупленный на партийные деньги, лежал в твиндеке второго трюма. Тут были и майки с цветастыми рисунками, и джинсы-«варенки», и куртки с блестящими заклепками, и сверхмодные лосины и много чего еще. Учитывая сумасшедший дефицит в России практически всего, что могло быть изготовлено руками человека, дальнейшая реализация товара на Родине не представлялась чем-то сложным.

Рейс прошел без происшествий, если не считать нескольких попыток Владлена Борисовича агитации среди матросов и мотористов за восьмичасовой рабочий день.

– Если будешь мне моряков в искушение вводить – выброшу за борт, – спокойно сказал капитан-англичанин.

После этого Красносеев приутих и в морские дела больше не лез. Чтобы скоротать время, он прогуливался по палубам судна и кидал чайкам хлеб. Штормов не было, корабль не качало и если бы не беспокойство за груз, этот вояж вполне можно было бы причислить к круизному.

С приходом в Прибреженск начались серьезные трудности. На сухогруз поднялось такое количество людей в погонах, что Военное министерство при необходимости вполне могло бы зачислить «Sea Star» в состав своего флота.

Представители служб и ведомств, охраняющих экономические и прочие интересы страны, чувствовали себя на железных палубах корабля полными хозяевами.

После нескольких тяжелых разговоров с таможенниками, пограничниками и водными милиционерами Владлен Борисович понял, в какие тиски он попал.

– Вы знаете с кем вы разговариваете?! Я – второй секретарь горкома партии! – кричал он, бегая вокруг открытого второго трюма, в твиндеке которого лежало партийное добро.

– В данный момент вы являетесь владельцем коммерческого груза, – сухо отвечали ему люди в погонах и прямо требовали денег.

Остальные «челноки», хозяева небольших партий заморского товара, сиротливо жались к судовой надстройке. В душе они кляли упрямого партийца, из-за которого у «границы» испортилось настроение, что, в свою очередь, грозило увеличением поборов.

Красносеев, окончательно запутавшись в сложных для него финансовых переговорах с представителями таможенного контроля, не выдержал и вызвал Тормашкина.

Григорий Петрович приехал злой и с большой свитой. Он багровел лицом, кричал, пугал каким-то Лягушатовым, якобы замминистра, но дело с мертвой точки не двигалось – надо было платить и платить много.

– Сделайте хотя бы скидку! – кипятился Григорий Петрович, понявший, что вчистую уйти не удастся. – Вы же знаете кто я.

– Знаем. Поэтому и скидок не будет.

Поскольку оговоренной суммы у партфункционеров не было, пришлось лишиться части товара, пошедшего в качестве оплаты.

– Вот же кровопийцы! – цедил сквозь зубы Красносеев, хлопотливо наблюдая за выгрузкой, – воспитали их на свою голову.

– Такие теперь новые люди, – гудел стоящий рядом Тормашкин, – когда они только успели такими стать?! Авторитет руководителей города для них теперь ничего не значит.

После того, как товар был погружен на машины, его развезли по магазинам, с директорами которых предварительно договорился Григорий Петрович.

Глава 7

Заморские товары были распроданы быстро – были те счастливые для торговцев времена, когда ничего не залеживалось на полках магазинов, а слова «маркетинг» и «мерчендайзер» были пустым набором звуков.

Все средства, вырученные от реализации, стекались в сейф, стоящий в кабинете Тормашкина. Когда привезли последние деньги, все чрево большого железного ящика было заполнено. Свирепствовала инфляция и денежная масса у больших сумм имела вполне осязаемый объем.

– Так не пойдет! – заключил Григорий Петрович.

Русские рубли путем некоторых комбинаций, в которых участвовали шустрые люди, носившие темные очки в любое время суток, были обменяны на американские доллары. Теперь вся сумма легко умещалась в обыкновенном портфеле.

– Вот это другое дело! – возбужденно повизгивал первый секретарь.

Он любовно поглаживал плотные пачки и взглядом приглашал стоявшего рядом Красносеева разделить его радость. Тормашкину виделось небольшое бунгало где-нибудь на берегу Мексиканского залива. Служанки-мулатки с потрясающими фигурами и кошачьей пластикой, шезлонг, тростниковая шляпа и кубинская сигара. Жизнь, которую он намеревался купить за партийные деньги, предполагалась здоровой и беззаботной. Предвкушение того, что, может быть, совсем скоро он будет избавлен от необходимости врать и изворачиваться, ловчить и предавать, вызвало на его губах детскую улыбку.

Тормашкин, повеселив мечтами душу, накинул на свой задор серый полог обыденности и, став серьезней, закрыл дверь кабинета и отключил телефон.

– Вот такие, Владлен, дела, – начал он издалека.

Красносеев мирно стоял у окна – деньги его не волновали.

– Здесь восемьсот тысяч долларов, – начал срывающимся голосом Григорий Петрович.

После долгой, как первый армейский год, паузы, он добавил:

– Но даже в такой ответственный момент мы должны соблюдать партийную дисциплину.