Чайковский. Музыка и жизнь

В конце октября 1876 года Пётр Ильич приехал в Петербург, чтобы присутствовать на постановке «Кузнеца Вакулы». Модест Ильич писал: «На этот раз автор не только не испытал разочарований во время репетиций, но, скорее, наоборот: при слушании оперы в оркестровом исполнении надежда на успех ещё возросла в нём. Сочувственное отношение всех исполнителей, восторженные отзывы как специалистов, познакомившихся с клавираусцугом, так и лиц, которым удалось присутствовать на репетициях, и как отражение общего благоприятного настроения самая щедрость, с какой отнеслась дирекция театров к затратам на постановку, – всё вместе вселяло Петру Ильичу бодрость и уверенность в удаче. Со времени первого представления «Опричника», за два года с половиной, популярность имени Чайковского очень увеличилась. Не только музыканты и посетители симфонических концертов, но сама «настоящая» публика ждала от него чего-то необыкновенного. Задолго до 24-го ноября, дня первого представления «Кузнеца Вакулы», все билеты были проданы, и в настроении слушателей господствовало, ради имени композитора, благоприятное предрасположение к новому произведению».

Хроникёр «Journal de St.-Petersburg» писал: «Зал был переполнен, и публика очень оживлена. Все знаменитости музыкального искусства были налицо. Среди всех выделялся Антон Рубинштейн. Присутствие Николая Рубинштейна, приехавшего для этого вечера из Москвы, тоже очень было замечено. Вообще чувствовалось что-то торжественное в этом первом представлении, и настроение публики даже в начале спектакля ясно показывало, что она сочувственно относится к новой опере».

Но, по наблюдению Модеста Ильича, «опера видимо не нравилась. Помню я, как во время антрактов, во время посещения мною лож знакомых, большею частью очень расположенных к Петру Ильичу, едва я входил, оживлённый до этого разговор прерывался, старались заговорить со мной о посторонних вещах или утешать обещанием дальнейшего успеха. Один мой приятель оказался, однако, менее деликатен, чем прочие, и при встрече в коридоре сказал: «А ведь Пётр Ильич меня обманул, ей Богу, обманул: я думал веселиться буду, а вместо того невыносимо скучаю!» Это простодушное обращение как нельзя лучше обрисовало настроение массы. Она именно пришла, ожидая в лучших представителях блеска, юмора и веселья «Севильского цирюльника» или «Чёрного домино», в более заурядных – доступности «Москаля Чарывника» или «Запорожца за Дунаем» Артемовского – и видела нечто, может быть, и хорошее, но не то, чего ждала. Разочарование чувствовалось у всех. Отдельные номера третьего действия, кроме «гопака», который был повторен, тоже прошли без одобрения, даже лучшее, по мнению некоторых музыкантов, место всей оперы – полонез, на успех которого рассчитывали все и более всех сам Пётр Ильич, не расшевелило публики. По окончании действия начались вызовы автора, шли всё возрастая, хотя при явственном шиканьи небольшой, но энергической части слушателей. В последнем действии очень понравился дуэт Солохи и Оксаны. На следующих представлениях его даже повторяли».

Сам Пётр Ильич об успехе «Вакулы» в письме к С. И. Танееву говорит: «Вакула» торжественно провалился. Первые два акта прошли при гробовом молчании публики, за исключением увертюры и дуэта Солохи и беса, которым аплодировали. В сцене головы и, особенно, дьяка много смеялись, но не аплодировали и никого не вызывали. После третьего и четвертого акта меня по многу раз вызывали, но при сильном шиканьи значительной части публики. Второе представление прошло несколько лучше, но всё же можно с уверенностью сказать, что опера не понравилась и вряд ли выдержит более пяти или шести представлений. Замечательно, что на генеральной репетиции все, в том числе Кюи, предсказывали большой успех. Тем тяжелее и огорчительнее мне было падение оперы. Не скрою, я сильно потрясён и обескуражен. Главное, что ни на постановку, ни на исполнение нельзя было жаловаться. Всё сделано толково, старательно, роскошно. Декорации просто великолепны. Из исполнителей я недоволен только Рааб. Солоха (Бичурина) была великолепна. Бес тоже очень хорош. Вакула лишён голоса, но пел с большим увлечением. Дьяк бесподобен. Словом, в неуспехе виновен я. Опера слишком запружена подробностями, слишком густо инструментована, слишком бедна голосовыми эффектами. Теперь только я понял, почему, помните, когда я в первый раз играл «Вакулу» у Рубинштейна, вы все остались холодны и недовольны. Стиль «Вакулы» совсем не оперный – нет ширины и размаха».

В 1885 году Пётр Ильич, умудрённый сценическим опытом, решил реанимировать «Кузнеца Вакулу». 4 марта он писал Модесту из Майданова, где жил в ту пору: «Работа моя идёт не особенно скоро, но как я доволен ею! Как мне приятно подумать, что мой «Вакула» вынырнет из реки забвения. Модичка, выдумай мне новое название для этой оперы. Я не хочу ни «Кузнец Вакула», ни «Ночь перед Рождеством», ни «Царицыны башмачки», а нужно что-нибудь другое».

28 апреля 1885 г.Чайковский сообщал Надежде Филаретовне фон Мекк: