Чайковский. Музыка и жизнь

Чайковские жили на первых порах роскошно. Хорошее жалование позволяло ни в чём себе не отказывать. Приветливость Ильи Петровича и привлекательность Александры Андреевны способствовали тому, что их дом был любимейшим местом всего общества Воткинска. Молодёжь, приезжавшая на службу из Петербурга, и семьи англичан, состоявших при заводе, заставляли забывать отдалённость от столичных городов, чему способствовали и устраиваемые в доме начальника Камско-Воткинского завода музыкальные вечера. «После обеда были у меня квартет и трио, – читаем в одном из писем Ильи Петровича 1837 года, – флейта – я, гитара наподобие лиры – Романов: он очень хорошо играет, виолончель – Вокар, гвардеец». Когда Александра Андреевна отправилась в Петербург, Илья Петрович напутствовал её: «Пожалуйста, съезди в Павловск… и послушай там оркестр Германа, а после мне расскажи». Александра Андреевна повезла сломавшуюся оркестрину, и Илья Петрович пишет, чтобы она попросила мастера «сделать пять или больше валов хороших пьес по твоему выбору, мне бы хотелось иметь вал с вальсом Штрауса и французскую кадриль…». Он согласен, если починка и валы буду стоить дороже восьмисот рублей, сократить расходы на него, не покупать ему шубу и «тому подобное».

Однажды к Чайковским заехал офицер поляк Машевский и сыграл на рояле мазурки Шопена. Петя был потрясён этой музыкой. У него был прекрасный музыкальный слух и музыкальная память, и когда Машевский через полгода опять заехал в Воткинск, Петя сыграл ему по памяти те самые две мазурки. Машевский поднял его на воздух, расцеловал, похвалил. Однако в семейном кругу музыкальные способности Пети не производили никакого впечатления. Родители предназначали Петю к карьере чиновника. Профессия ж музыканта в то время не была престижной, да и специальных музыкальных учебных заведений в стране ещё не существовало.

Илью Петровича в Воткинске все любили. Он ведь был местный, родился в Вятской губернии. Его родители жили небогато, экономя на всем, чтобы дать образование детям.  Илья Петрович писал в своей автобиографии: «Нас всех у отца было 9 человек… из сыновей я был последний. Все старшие братья мои пристроены были в военную службу… а меня, бедного мальчишку, по окончании курса в Вятском народном училище, в 1808 году матушка отвезла в Ижевский завод…». Было ему 13 лет. Он учился в заводской школе, а затем поступил в Горный кадетский корпус в Петербурге, который окончил с большой серебряной медалью. В 1837 году Илья Петрович был назначен горным начальником Камско-Воткинского горного округа. Здесь он проявил трудолюбие и большие организаторские способности, стремление внедрять передовые научно-технические идеи.  Организованное Ильёй Петровичем производство высокосортного железа позволило начать строительство железных корпусов для пароходов. В 1847 г. на Воткинском заводе был спущен на воду железный пароход «Астрабад» с машиной в 130 лошадиных сил – один из первых русских пароходов. Трудами Ильи Петровича завод из убыточного предприятия превратился в прибыльный. «Всё, что я сделал для Воткинского завода, возбуждает во мне справедливую гордость, гордость безукоризненную, какую только чиновник, честно исполнивший свой долг, чувствовать может», – говорил Илья Петрович.  Дважды за годы воткинского периода Илью Петровича повышали в звании: сначала до полковника, затем – до генерал-майора. За выдающиеся успехи в руководстве Воткинским заводом он был награждён орденами Святого Станислава II степени и Святой Анны.

Однако в 1848 г. Илья Петрович оставил свой пост в Воткинске «по домашним обстоятельствам в чине генерал-майора с мундиром и пенсионом полного жалованья». Домашние обстоятельства – это уменьшившееся жалованье, не покрывавшее расходы большого семейства Ильи Петровича. Завод приносил большой доход государству; разработанные Ильёй Петровичем мероприятия по удешевлению себестоимости продукции позволяли заводу работать с высокой эффективностью. Но был произведен перерасчёт «штатов», то есть финансирования, в результате чего выплаты и премии за экономию чугуна и топлива сократились. К тому же Илья Петрович был очень честным человеком и никогда не позволял взять себе лишней копейки. Он писал в департамент: «Рассудив по справедливости, я не включил себя в списки награждённых, учитывая, что за предыдущий 1833 год получил большую сумму».