В отсутствие медицинского решения проблемы развивалось социальное, и внимание переключалось на профилактику, которая, как и все, связанное с чахоткой, была менее простой, чем можно было надеяться. Четкого разделения между экологическими и наследственными причинами туберкулеза не существовало; напротив, объяснения оставались запутанными. Как правило, считалось, что унаследованная предрасположенность осложнялась возбуждающей заболевание причиной, которая приводила к возникновению острого или хронического заболевания, что, в свою очередь, усиливало вероятность дальнейшего развития туберкулеза путем повышения восприимчивости человека 124. Наследственная конституция, физическая форма человека и качество окружающей среды, а также любые другие факторы, обусловленные образом жизни, продолжали оставаться важными темами в практических научных исследованиях туберкулеза.
ГЛАВА 3
Возбуждая чахотку: причины и культура болезни
В 1855 году Томас Бартлетт заявлял, что «Чахотка — это заболевание, которое не щадит никого; она завладевает жизнями как богатых, так и бедных, не существует ступени общества, на которой бы вы были избавлены от ее атак. Не дает привилегий ни класс, ни пол; не защитит от нее и возраст, ибо всякий <.. > подвержен нашествию этой страшной болезни» 125. Несмотря на ее повсеместную распространенность, чахотка не стала для общества объединяющей силой, наоборот, она породила множество дискурсов и конструктов восприятия, и в соответствии с ними ее жертвы наделялись статусом Другого. Противоположные репрезентации выходили за рамки дихотомии здорового и больного тела и включали внутренние различия по классовым и гендерным границам в сообществе больных. Как утверждают Кларк Лоулор и Акихито Судзуки, «в течение восемнадцатого века чахотка становится маркером индивидуальной чувствительности, гениальности и выдающихся личных качеств в целом: ее возросшая репрезентация в литературе и искусстве отражает и в некоторой степени усиливает ее воспринимаемую культурную ценность для личности»! 26.
В девятнадцатом веке чахотка фигурировала в двух отличных и, на первый взгляд, не связанных между собой дискурсах, в которых жертвы из более состоятельных классов общества превозносились, в то время как малообеспеченные больные стигматизировались. Тактика лечения болезни разнилась в соответствии с социальным статусом пациента, и во многих отношениях к ней относились как к различным явлениям в зависимости от состояния и характера больного. Представление о том, что туберкулез частично связан с социальным статусом, имело решающее значение для определения образа жизни человека и его или ее окружения. Окружение стало основным объяснением туберкулеза среди рабочих. Это, в свою очередь, способствовало негативному восприятию болезни в этих группах. Общественники, ратовавшие за социальные реформы, и врачи-исследователи представляли членов низшего сословия не жертвами, а вершителями своей собственной кончины.
Напротив, у более обеспеченных представителей общества возникновение чахотки в первую очередь рассматривалось как следствие наследственного дефекта, осложненного возбуждающими причинами. Такое возвышенное позиционирование болезни давало состоятельной жертве лишь ограниченный контроль над обстоятельствами, спровоцировавшими болезнь. Среди низших классов диатезис туберкулеза считался результатом плохого качества воздуха, пьянства или материальных лишений — всех типичных признаков их жизненных обстоятельств. Учитывая, что туберкулез изначально рассматривался как городское заболевание из-за его повышенной видимости в городах, логически следовало, что существует повышенная восприимчивость к болезни из-за нездоровой среды жизни в мегаполисе 127.
По мере того как люди мигрировали из сельской местности в более крупные города в поисках работы, они сталкивались с условиями жизни и труда, составлявшими идеальную среду для процветания болезней. Исходя из этого, Фридрих Энгельс утверждал, что условия жизни и труда являются причиной высокой заболеваемости туберкулезом.
На то, что загрязненный воздух Лондона и особенно районов, где живут рабочие, в высшей степени благоприятен для развития чахотки, ясно указывает горячечный вид большого количества людей. Если прогуляться по улицам ранним утром, когда толпы людей идут на работу, удивишься тому, сколько людей выглядят полностью или частично чахоточными. Даже в Манчестере люди выглядят иначе; этих бледных, худощавых, узкогрудых призраков с впалыми глазами, которых можно встретить на каждом шагу, эти вялые, дряблые лица, неспособные к хоть сколько-нибудь живому выражению, я видел в таком поразительном количестве только лишь в Лондоне, хотя в заводских городах Севера чахотка ежегодно уносит орды жертв 128.