Чан Кайши — враг китайского народа

Китайский народ запомнит и этот кровавый день — 17 декабря 1931 года, когда Чан Кайши у моста Чжэньчжуцяо в Нанкине расстрелял студентов, требовавших сопротивленья японским захватчикам!

После событий 18 сентября на одном из собраний в Нанкине Чан Кайши как-то разыграл из себя Ио Фэя[69] и заявил, что он немедленно отправляется на север, на передовые позиции, на смертный бой с врагом. Присутствовавшие, стоя, устроили ему овацию, многие собрались на торжественные проводы этого новоявленного Ио Фэя в Маньчжурию на «подвиги» во имя «уничтожения врага и спасения родины». Где же оказались у Чан Кайши «передовые позиции»? Они оставались там же, где они неизменно находились с самого кровавого дня — 12 апреля 1927 г.: в Наньчане, Лушане, Ханькоу, Юэяне либо в Фэнхуа, но никак не в Маньчжурии. Чан Кайши стремился уничтожить отнюдь не японских захватчиков, а сопротивлявшийся им китайский народ, борющийся за своё освобождение.

28 января 1932 г. началась героическая шанхайская оборона. В этот день Чан Кайши приказал 19‑й армии покинуть Шанхай-Усунский район, но наступление японцев вынудило 19‑ю армию, горячо поддержанную всей страной, дать им отпор. Однако Чан Кайши не дал подкреплений сражавшейся армии; более того, китайский флот «поддерживал дружеские отношения» с японским флотом. Гао Фатан сообщает по этому поводу:

«В самом начале шанхайских событий министр морского флота Чэнь Шаокуань отдал по всем эскадрам секретный приказ, в котором говорилось следующее:

„Мною получено письмо командующего японским флотом, в котором он сообщает, что настоящие операции нельзя считать военными действиями и что если китайские корабли не атакуют японские суда, последние, в целях поддержания дружественных отношений, также не атакуют китайские суда. В связи с этим кораблям нашего флота надлежит сохранять спокойствие“».

После этого японский флот открыл огонь в Сягуане. Командующий китайской эскадрой, явно выполняя волю министра, отдал следующее экстренное распоряжение:

«Обстрел японским флотом форта Шицзышань и столицы не имеет отношения к нашему флоту. Ответный огонь может быть открыт только в случае обстрела наших кораблей японским флотом».

Эскадра, стоявшая у Гаочанмяо в Шанхае, получила тот же приказ… 19‑я армия пыталась получить в морском ведомстве орудия и бронеплиты, но ей в этом было отказано. В то время японский транспорт уже три дня сидел на мели в Байлунгане, и если бы наши корабли атаковали его, то могли бы захватить большую партию оружия. Однако Чэнь Шаокуань игнорировал полученное им по этому поводу донесение. Так поддерживались «дружественные отношения»! Все эти возмутительные явления были заблаговременно тайно согласованы вицеминистром морского министерства Ли Шицзя с Шиозава. В то время, когда 19‑я армия вела кровопролитные бои, Ли Шицзя в одном автомобиле с японским командующим Намура разъезжал по местам сражений, осматривая окопы. Его нисколько не смущало всеобщее негодование.

Почему же Чэнь Шаокуань и Ли Шицзя до того обнаглели, что не испытывали никакого смущения? Да потому, что они имели указания от начальства. А кто же был их начальником? Не кто иной, как Чан Кайши!

Японские захватчики непрерывно посылали в Шанхай подкрепления; численность пополнений достигла нескольких десятков тысяч человек. А между тем. в самый напряжённый момент борьбы 19‑й армии, шанхайские газеты опубликовали следующее интервью Сун Цзывэня: