Chanel No.5. История создателя легенды

Иде кажется, что я изменился. Она не говорит мне об этом, но я это чувствую в нерешительных движениях ее рук, как будто она пытается найти подходящей жест или слово. Меня это иногда раздражает. Я люблю ее. Но я закрыт, сосредоточен на самом себе. Как и все мои товарищи, я построил себе оболочку, которая позволяла мне жить в волнении, вернее опьянении, которое находило на нас во время сражений, или в их нескончаемом ожидании, когда непрестанно приходилось быть начеку, прислушиваясь к непрерывным обстрелам.

В грязи пустота оглушительного дня обволакивает солдата, засасывает его, доводит до оцепенения. Да, хуже всего для солдата не воевать, а страдать от своего бедственного положения. Когда я закрываю глаза, я вновь вижу перед собой эту свинцовую серость ожидания, холод, единственный источник света – косые взоры товарища, крысы, бегающие под ногами, тщетные попытки найти чуть менее неудобное положение для сна, чтобы заснуть хоть на мгновение… А когда я просыпаюсь, дневной свет, проходящий между занавесками, кажется мне удивительно сырым. Он пронзает забитое, дымное и сизое небо моей застывшей ночи, которая каждый раз возвращается ко мне. В этом полусне я, несомненно, разговариваю, ерзаю и стону, резко дергаюсь, когда Ида пытается нежными ласками успокоить меня.

И вот я просыпаюсь и вижу ее лицо перед собой, оно омрачено горем от моего волнения и от того, что я отверг ее любовный жест; я прошу прощения, сжимаю ее руку, подношу ее к своим глазам и накрываю ею, как будто ее рука может прогнать всех этих призраков прочь. Я яростно вдыхаю ее аромат, чтобы впитать его и вновь пережить, благодаря этому, какое-те весеннее ощущение, из той давней поры, когда моя Ида только стала моей женой. Она все понимает и ничего не говорит, позволяет себе следовать за мной и моим настроением без колебаний, она рядом, когда мне это так нужно, но когда я жажду одиночества, она оставляет меня. Милая моя Ида…

Работа движется, но дело это очень непростое, газовая интоксикация должна быть по-настоящему эффективной… Запуск первого производства газов в России, к сожалению, проходит в плачевных условиях. При изготовлении хлорпикрина, раздражителя, слезоточивого и ядовитого газа, я сам получаю сильное отравление.

Однако, попав на два месяца в больницу, я не падаю духом. Мне кажется, что весь этот мир войны, ее цвет, точнее, коричневато-серое отсутствие цвета, наконец, настигает меня и овладевает мной. На самом деле я питал иллюзию, что я обрету семейную жизнь, город, в стране, где идет война, но с его радостями и его огнями. Тем не менее, лежа на своей кровати, с закрытыми глазами и в окружении тошнотворных запахов, среди раненых, возвращающихся с русского фронта, я, наконец, дома, наедине с самим собой, все еще на войне. Поэтому мне кажется логичным, вопреки всем ожиданиям моей семьи, которая хотела бы оставить меня дома, отказаться от демобилизации. И я прошу чтобы мне разрешили как можно скорее присоединиться к моему полку. Вот так в августе 1916 года я возвращаюсь во Францию.

Глава 5 Почему?

Ида

Август 1916

Эрнест уехал. Ида берет Вову на руки и долго обнимает. Она не плачет. Она правда не знает, что она чувствует. Это совсем не похоже на первый отъезд Эрнеста в августе 1914 года.

В тот день Ида пришла домой как лунатик, охваченная нежной и неожиданной страстью к мужу. Эта страсть раскрыла то, что она носила в себе, что было диким и нежным, свободным и радостным. Одна только мысль об этом вызывала мурашки на коже. Почему такая гармония заставила ждать так долго прежде, чем раскрыться? Расставшись со своим эгоизмом, они тем не менее сумели обрести друг друга, полностью открыться друг другу, ко всеобщему удивлению. Теперь обо всем можно было забыть: расстояние между ними, резкость жестов и то тяжелое молчание, которое она выносила из любви к Эдуарду, и слепая вера в возможность перемен – все это осталось в прошлом и перестало иметь значение. Произошло нечто, что оказалось значительно лучше любых перемен: случилась настоящая встреча, которая стерла все, что было до нее. Ида чувствовала себя невероятно насыщенной, как будто эти последние часы с Нестей запечатлели в ее теле и душе эмоции, любовь, нежность в безграничном объеме, как будто они доверили ей сокровище, которое она могла уверенно хранить в себе и из которого она могла черпать каждый день по чуть-чуть вплоть до его возвращения.