Чардаш смерти

– В этом доме живут не русские, – заявил Отто.

– Так точно! – засмеялся Гильденбрандт. – Хозяйка дома – немка. Её зовут Мария Иванова.

– Как-как? – изумился Отто, а Дани захохотал:

– Мария Иванова! Типично немецкое имя!

– В этих местах женщины берут фамилии своих мужей. Именно это обстоятельство помогло Марии избежать репрессий и выселения в Сибирь. Её девичья фамилия Фишер.

– Мери Фишер – как мило! – буркнул Алмос. – Но только вот что я вам скажу: видимо, большевики совсем уж тупы. Даже по вешнему виду дома, по этой вот белой скатерти можно определить, что тут живут не русские люди.

– Война приучает нас ко многому. Плохому и хорошему, – раздумчиво заметил Отто. – Сейчас белая скатерть из льна кажется нам экзотической роскошью. В то время как…

Но Гильдебрандт не имел привычки дослушивать речи товарищей до конца.

– Смотрите! Это же настоящий фарфор! Мери накрыла на пять персон! – вскричал он.

И действительно, стол был сервирован с нездешним изяществом. Белый фаянс тарелок, чистейшее стекло бокалов и – о чудо! – мельхиоровые с оригинальной гравировкой вилки и ножи. Настоящая роскошь! За их спинами, в той стороне, где располагалась губернская больница, ухнул разрыв.

– Боже! Только не сейчас! – взвыл Алмос.

– Нам надо торопиться, – проговорил Отто. – Отпразднуем рождение Дани под звуки битвы, а потом и сами ринемся в бой.

– Старина Якоб предрекал нам затишье, – сказал Дани. – Кстати, он и сам обещал непременно быть. Якоб, конечно, заскорузлый солдафон. Однако благодаря его искусству мы всё ещё живы.

– Хайль! – рявкнул Гильдебрандт.

– Зиг хайль! – Отто выкинул правую руку вперёд.

– Ну-ка, Дани! Оцени! – Гильдебрандт запрыгал вокруг стола. – Оцени! Ты же эксперт в таких делах! В кафе «Жебро» сервировка была не намного хуже, а?

– Напитков нет у нас толковых, – буркнул Шаймоши. Он уже выгружал из багажника «хорьха» корзины со снедью. – Ни игристых вин, ни спокойных. Только бренди, и тот ординарный.

А от крыльца к ним уже спешила хозяйка дома, полная и румяная русская немка Мария Генриховна Иванова.

* * *

Обильная закуска, бренди, относительный уют – вот иллюзия мирной жизни. Войне и запустению пока не удавалось проникнуть на этот крошечный клочок земли. Пухленькая и немолодая, совсем мирная с виду Мери Фишер успешно отбивала все её наскоки. Вдоль выкрашенного синей краской штакетника Марии Фишер обильно цвели желтые цветы на длинных ножках. За их пышными листьями скрывалась пустая улица, по которой лишь изредка проезжало моторное транспортное средство или гужевая повозка. Запустение соседних подворий скрывал высокий забор. На зады дома вела аккуратная, посыпанная гравием и обложенная кирпичом дорожка. Домик вдовы Фишер не потерял ни одного оконного стекла. На окнах цвели герани и колыхались белые, кружевные занавески.

Закуска на столе претендовала на изысканность, памятную по эпохе «Жебро». Впрочем, очерёдность подачи кушаний не соблюдалась. За холодными закусками не следовали горячие, а десерт не завершал торжественный ужин. Фрау Фишер выставила на стол сразу всё: запечённую по местному рецепту баранину, резанные крупными кусками овощи, очищенный от кожуры и порезанный ломтями арбуз, сероватый, с изрядной примесью отрубей, но безукоризненно свежий хлеб, плавящееся масло, плачущий, пресноватый местный сыр, чесночную колбасу. Шаймоши наполнил их бокалы бренди. Первый тост выпили, не чокаясь и стоя, за павших товарищей. И только потом Алмос спросил:

– Откуда такие яства? Ты ограбил интендантов, Дани?

– Это награда за пойманных вражеских лазутчиков. Капитан Якоб приказал, – Дани сделал многозначительную паузу. – Да! Наш отважный солдафон именно приказал как следует отпраздновать мой день рождения. Что бы всё было, как в кафе «Жебро». Кстати, Шаймоши! Принеси из «хорьха» мой альт.

– Вздрогнем! – провозгласил Отто, и сам наполнил их бокалы.

– Прозит! – Дани поднял бокал.

Гильдебрандт мазал хлеб маслом и накладывал на него колбасу. Хозяйка словно нарочно порезала её толстыми кружочками, а хлеб, наоборот, тоненькими ломтиками. Колбасы было много – более двух фунтов. Ешь – не хочу. Хлеба – наоборот, одна небольшая булка. Бесцветные глаза обер-лейтенанта увлажнились от наслаждения. Дани с нежностью смотрел на Гильденбрандта. Они, конечно, поступили бестактно, начав застольную беседу на венгерском языке.

Невдалеке ухнул взрыв. Это обстоятельство позволило лейтенанту Хельвигу перевести беседу в правильное русло, то есть на немецкий язык.

– Наши стреляют, – проговорил он. – Противотанковая пушка. С чего бы это вдруг?

– Я припоминаю историю о разведчике большевиков, – отозвался Дани на своём безупречном берлинском диалекте.

– О карлике? – переспросил Гильденбрандт.

– О мальчишке, – напомнил Отто.

– О том, кто подорвал подполковника Гербера, – сказал Алмос. – Мы с Дани гонялись за ним по всему Воронежу, а ты, Гильдебрандт, расходовал на него противотанковый боекомплект. Какая расточительность!

– Ха! Тем не менее – слышите? – Больница всё ещё сопротивляется, – кивнул Гильдебрандт. – Я предлагаю выпить за нашего счастливчика. За тебя, Отто. Прозит!