Чардаш смерти

К женщине в перепачканном кровью и грязью медицинском халате вскоре присоединилось ещё несколько человек. Похожие на тени потустороннего мира, без пола и возраста, люди эти так же, как и она, были пленными русскими партизанами – заключенными тюрьмы, располагавшейся в полуподвальном этаже штабного строения. Как они выбрались из полуподвала? Где набрали инвентаря? Зачем ковыряются в груде каменного хлама? Дани рассматривал призрачные фигуры помощников женщины. Многие из них сами были изранены осколками битых стёкол. Следом за пленными из-за дымовой завесы явились и конвойные жандармы. Этих набралось не менее десяти человек – по два на каждого пленного. Конвойные, расположившись неподалёку от руины, молча наблюдали за работами.

Русские пленные поначалу работали быстро. Видимо, они надеялись извлечь своих из-под завалов живыми. Серафима руководила ими. Пленные обращались к ней уважительно «товарищ Табунщикова» или «Серафима Андреевна».

– Берегите руки, Серафима Андреевна, – сказал ей один из пленных, пожилой мужчина в очках. – Они у вас золотые и для другой работы предназначены.

– Для той работы они мне уже не пригодятся, – тихо ответила она.

– Прекратить разговоры! Работать! Быстрее!

Конвойный-венгр отдал приказание на ломаном немецком языке и был быстро и адекватно понят. Женщина ухватилась за обломок стены. Мужчина поднял и покатил тачку.

Дани улыбнулся. Наверное, в кругу земляков Серафима слывёт почтенной особой. Её уважают, несмотря на то, что этой ночью она отдалась ему со всей очевидностью. Дани негодовал, но от обвинительной речи воздержался. Победителю не к лицу вступать в объяснения с поверженным, униженным, приуготовленным для смерти противником. Впрочем, была минута, когда мимолётная жалость к этой женщине шевельнулась в его сердце. Это случилось в тот момент, когда пленный русский – всё тот же пожилой мужчина в очках – извлёк из норы, образовавшейся в результате обрушения одной из стен, тело мальчика Матвея. Сколь дорого заплатил бы Дани за любовь и надежду, адресованную ему? Отдал бы жизнь, талант, правую или левую руку? А может быть обе? Слезы навернулись на его глаза, когда он наблюдал за матерью-врачом, осматривавшей собственное мёртвое дитя. Он видел, как надежда угасает в её глазах, как дрожат её израненные руки. Извлечённый из норы мальчишка, казался с виду вполне целым и мог бы быть живым, если бы не рана на голове. Такая небольшая, почти бескровная рана.

Она отвергла помощь других пленных, и сама отнесла тело сына в сторону, к другим мертвецам, а потом, понукаемая конвойными, вернулась к работам. Сильная женщина. Пожалуй, такая ещё могла бы родить детей.

– Что будем делать с пленными, господин капитан? – спросил Дани.

– Как обычно.

Якоб заглянул в чёрную дыру погреба. Потянул носом, простонародно сплюнул.

– Как говорят русские в таких случаях, а?

– Русским духом пахнет, – сказал Дани по-русски.

Ему показалось, или женщина отреагировала? Замерла ли она на мгновение от того, что саднили её израненные руки или болела натруженная спина? Она не понимает венгерского языка – это ясно. Но она может знать немецкий.

– Габели!

Дани обернулся. Верный друг Гильденбрандт спешил к ним, перепрыгивая через доски поваленного забора.

– Нас перебрасывают к больнице. Там русские совсем остервенились. Атака за атакой. Гербер предлагает открыть по ним огонь из зенитных орудий!

Дружище Гильдендрандт орал. Сверкающая улыбка смотрелась довольно странно, но изысканный, берлинский выговор звучал в ушах Дани сладчайшей музыкой.

– А я смотрю, вы благополучно пережили налёт. В штабе, надеюсь, никого не было?

Гильдебрант, совершив последний прыжок, оказался наконец рядом с Дани и Алмосом. Пока Гильдебрандт и Алмос охлопывали друг друга по спинам и плечам, Дани следил за женщиной.

– Так что же делать с пленными, господин капитан? – спросил Дани.

– К стенке?

– К стенке. Всех! Пусть Козьма распорядится.

– Мой Шаймоши говорит, что все люди Козьмы заняты на разборке завалов на улице Первого мая.

– Твой Шаймоши незаменим и всё знает. Скоро его назначат командиром корпуса или начальником штаба, как минимум, – капитан Якоб снова сплюнул.

Мерзкая простонародная привычка! Умудрился же выслужиться из пастухов в капитаны. Неисповедима военная судьба! Утончённым и изысканным Габели командует неотёсанный мужлан, и это только потому, что…

– Как-никак, но именно ему мы обязаны жизнью, – Алмос прервал размышления Дани. – У Шаймоши на такие дела нюх. Если бы не он, мы, пожалуй, задохнулись бы в этом подвале вместе с русскими. Это твой ординарец выручил нас, Дани.

– Всех к стенке, – повторил капитан Якоб.

Он хотел было сказать ещё что-то, но явился посыльный из штаба. Он прикатил на броне самоходки.

– Проклятый город! По нему невозможно передвигаться на автомобиле! Скоро господин полковник станет присылать за мной танк! Что, капрал, по-вашему, я должен отправиться в штаб на броне?