Он всё ещё всматривался в глубину колодца и обращался к ней, не оборачивая заиндивевшей бороды. Шаймоши стоял тут же, рядом. Мадьяр вплотную к колодцу не приближался и зачем-то снял с плеча винтовку. В кого тут стрелять? На километр вокруг лишь занесённые снегом, обугленные руины, а ещё дальше пустые поля. И тишина. Оглушительная, полная, мёртвая.
– Как думаешь, они там? – снова спросил Колдун.
– Кто? – робко спросила Октябрина.
– Караси! – рявкнул Колдун. – Они точно там. Из колодца мне ничто не отзывается, а потому надо лезть внутрь. Ну-ка, усач-таракач, давай верёвку! Девка, кочергу давай. Я попытаюсь. Хотя…
Октябрина выдернула из-за пояса кочергу. Колдун, не оборачиваясь, выхватил железяку из её ладони. Он так сжимал металл обнажённой ладонью, словно вовсе не боялся холода. Шаймоши разматывал верёвку. Мороз крепчал, и Октябрина принялась подпрыгивать и топтаться, чтобы окончательно не замёрзнуть.
– Гы-ы-ы! Они все трое тут!
– Was? Sprechen Sie Deutsch! Was?
Шаймоши прыгал вокруг, пока Колдун шуровал в колодце кочергой. Он то и дело отдавал короткие команды, а Октябрина показывала Мадьяру что и как надо делать, обращая словесные команды Колдуна в язык жестов.
– Если б колодец не завалило всяким хламом, нам нипочём бы из не достать! А так… не суетись, мадьяр. Ща-а-а! Гы-ы-ы! Скоро и тебя сюда отправим. На заморозку! Гы-ы-ы!
Колдун крякнул, дёрнул и извлёк под дневной свет нечто. Октябрина зажмурила глаза. Конечно, ей доводилось видеть мертвецов. Вот, например, совсем недавно, сегодня – Лаврик. Он лежит всё ещё в подклети неприбранный, смотрит мёртвыми глазами в потолок. Наверное, застыл уже. Господи! Кто его схоронит? Кто крест на могиле поставит? Она должна выжить, чтобы лечить раненых и хоронить убитых. Влага, обильно выделявшаяся из глаз, на морозе сразу замерзала. Ресницы её склеились. Она принялась дышать на рукавицы и прикладывать их к лицу. Полезное занятие! Так ей удавалось исподтишка следить за происходящим, не видя, впрочем, главного. Она лишь слышала, как звенят, ударяясь о снег твёрдые тела покойников. Извлечь последнего стоило большего труда. Шаймоши обвязял туловище Колдуна верёвкой, и тот, вооружившись всё той же кочергой, спустился довольно глубоко в колодец. Тут уж Октябрине пришлось помогать. Из русских слов Шаймоши однозначно понимал только два: скотина и товарищ, ну и брань, конечно. Октябрина, как могла, переводила мадьяру команды колдуна. Венгерским языком она не владела, а немецкий Шаймоши понимал через пень колоду. О грубую пеньку верёвки она порвала рукавицы, а Шаймоши разодрал до крови и ладони. Мадьяр костерил Октябрину на всех известных ему языках. Оба взмокли, но скоро извлекли из колодца тяжёлое тело Колдуна и последнего из мертвецов. Им оказался водитель «хорьха». Плотная ткань шинели на его груди была в хлам изорвана разрывными пулями. Обожженное пороховой гарью лицо оказалось вполне узнаваемым. Без бровей, без ресниц с приоткрытым в изумлённой улыбке ртом оно, пожалуй, вызывало лишь жалость. Не ужас, не печаль. Жалость.
– Чатхо! – завопил Шаймоши.
Прильнув к телу товарища он, как безутешная вдова, принялся бормотать что-то на венгерском языке, обильно пересыпая свою речь замысловатой русской бранью. Колдун, раскурив трубку, бродил вокруг колодца, высматривал под ногами, словно никак не мог налюбоваться своими литыми калошами. Сладковатый дымок его трубки напомнил Октябрине о чём-то давно – ещё в младенчестве – и прочно забытом.
Октябрина наконец решилась осмотреть остальных мертвецов. Да, на телах были видны следы пулевых ранений. Шинель одного из солдат интендантского взвода почернела от крови, в виске зияло небольшое отверстие. Раны другого вовсе не казались смертельными. Одна пуля попала ему в ногу, другая – в плечо, под правую ключицу. Лица всех хранили печать сонного, совсем мирного покоя. Притворяясь заинтересованной, она украдкой вытащила из кармана пистолет, быстро подсунула под неподвижное тело рядового интендантской роты. Во всё время операции Октябрина не переставала следить за Колдуном. О Шаймоши можно не волноваться. Тот так увлёкся своим горем, что совершенно перестал бояться смерти. Колдун приблизился к Октябрине.
– Они умерли легко. Сразу, – тихо проговорил Колдун. – А этот уснул. Замёрз. Его бросили в колодец ещё живым. Мальцы торопились и правильно делали.
– Приавил? – Шаймоши поднял на них заплаканное, пылающее лицо. – Приавил? Du hast gesagt, dass?
– Гы-ы-ы! – Колдун подбросил в воздух и ловко поймал кочергу.
Пыточный инструмент оказался на удивление прочным. Во всё время операции по извлечению останков мадьяр из колодца Колдун использовал её, как крюк. Он подцеплял мёртвых мадьяр за шиворот, за ремни, за хлястики шинелей.
– Богу Божье, кесарю кесарево. Гы-ы-ы!
– Was?