Чардаш смерти

Бессонная ночь, волнения, усталость наконец дали о себе знать. Он ещё слышал бормотание Шаймоши. Бравый ординарец рассуждал о необходимости найти солдат интендантского взвода или их трупы. Усталость поборола брезгливость и Дани направился в самый дальний угол избы, к высокой кровати, застеленной лоскутным одеялом с горой сомнительных подушек. При его приближении пленный партизан, оглушительно стеная, пополз в сторону. Дани позабавили его движения. Помесь гадюки и помойного кота! Воронеж, зной, пыль, остовы домов по обе стороны проспекта Революции и стаи бездомных животных, кошек и собак, шныряющих среди руин. И, конечно, крысы. Стрельба по живым, пугливым и стремительным мишеням была любимым развлечением солдат его роты до тех пор, пока он не отдал приказ экономить боеприпасы. Но вороватая, пугливая повадка Воронежских трупоедов, похоже, была присуща и двуногой части населения этой местности.

Помесь гадюки и крысы – вот точное определение этих существ! Извиваясь по полу, пленный отползал к окну, в сторону скамьи, на которой без движения лежал Красный профессор. Партизан полз, оставляя на истоптанном полу красные полосы. Шаймоши пытал его со знанием дела. Раны на теле мальчишки кровоточили не слишком сильно, но, вероятно, доставляли ему немалые страдания. Впрочем, ни одна из них не являлась увечьем и не могла бы стать причиной смерти. Парень взойдёт на эшафот твёрдой поступью и в полном сознании. Дани посмотрел на культю и занёс ногу для удара. Пленный, завопив, ускорил движение. Связанный по рукам и ногам он тем не менее ухитрился вскоре скрыться под скамьёй.

– Помесь гадюки и крысы, – фыркнул Дани. – Трупная муха! Насекомое! Раздавленный кровосос!

Металлическая сетка жалобно зазвенела, когда он бросил тело на лоскутное одеяло. Постель действительно пахла клопами. На бревенчатой стене, над кроватью, висел потёртый и выгоревший гобелен. Небольшая группа оленей выбегала из тёмного бора на залитый солнцем луг. Небеса, осенявшие идиллическую картинку, посерели от времени. Подушки, хоть и были облачены в нечистые наволочки, оказались упругими. Вероятно, хозяева дома когда-то являлись вполне зажиточными гражданами этой дикой страны, но те времена давно миновали.

Дани решил не разуваться, не снял кителя. Недолгое пребывание в госпитале избавило его от неизбежных спутников окопной жизни – вшей. Ампутация правой кисти и скорое без полагающегося в таких случаях отпуска возвращение в строй пока не обернулось для него возобновлением знакомства с этими неизбежными спутниками отважных воителей. Дани пролежал некоторое время не двигаясь и без сна. Он прислушивался к звукам спящей избы, всё ещё в тайне надеясь услышать за стеной характерный скрип снега, свидетельствующей о возвращении на круги своя солдат интендантской роты. Но расслышать удавалось лишь тихий шелест в запечье. Скорее всего, это были обычные жители русских жилищ – тараканы. Из сеней доносились тихие голоса – Шаймоши и Колдун что-то обсуждали на отвратительном немецком языке.

– Проклятый клоповник! – прошипел Дани.

Возня в сенях затихла. Хлопнула наружная дверь – дед Матюха в сопровождении Шаймоши удалился на поиски трупов…

Оказавшись на восточном фронте, Дани отвык тешить себя иллюзиями. Конечно, тела троих его товарищей давно окоченели. Не стоит гадать о том, как двум соплякам-партизанам удалось за считанные часы и совершенно бесшумно их уничтожить. Теперь первейший долг Дани – похоронить убитых, ну а после этого надо спасаться самим. Кресты венгерских солдатских могил стоят везде, где солдатский долг потребовал последней и величайшей жертвы. Остались они и в разрушенном Воронеже. Там, посреди разрушенного города, между сгоревшими фасадами и баррикадами, перед заводами, в скверах и на улицах, и на берегах Дона – везде солдатские кресты. Там он похоронил и Гильдебранта Хельвига, и Ласло, и Алмоса, и Отто.

Раненый под скамьёй принялся громко стонать. Дани повернул голову. Красный профессор лежал без движения. Нет, отсюда опасности ждать не следует. Если только из вьюжных сумерек не явятся новые партизаны.

* * *