Чародей

Разыскать повозку на деле оказалось не так просто, как на словах. Люди Наджи прошли здесь раньше и забрали у местного населения повозки, лошадей, а также продовольствие. В конце концов царевнам пришлось довольствоваться караваном из пяти дряхлых ослов, да и за тех пришлось заплатить безумно дорого, отдав два тяжелых золотых и два серебряных кольца. Животные были едва способны выдерживать вес девушек, не говоря уже о телохранителях, поэтому они большей частью шли пешком по неровной тропе на юг, пока на третий день после высадки не поднялись на возвышенность и не увидели внизу в долине хвост армии фараона Наджи. Огромное войско заполняло эту главную дорогу, связывающую восток с западом, насколько хватало глаз, и поднятая им пыль заволокла небо, как дым от лесного пожара.

Они спустились, чтобы присоединиться к нему, и оказались среди обоза. Путники влились в длинный караван повозок и вьючных животных. Минтака и Мерикара держали головы и лица покрытыми и в своей пыльной, потрепанной одежде привлекали мало внимания. Лок и Локка следовали рядом с ними и пресекали проявление любопытства со стороны спутников. Обоз еле тащился, поэтому даже на своих тощих ослах они передвигались немного быстрее остальных и, подобно плывущим по могучей реке щепкам, смещались к голове колонны. По пути девушки проезжали мимо представителей всех типов человеческого общества. Тут были нищие и потаскухи, торговцы и водоносы, цирюльники, кузнецы и плотники, певцы и жонглеры. Они видели, как полководцы, величественные, с Золотом Похвалы на груди, которые мчались на колесницах сквозь толпу, плетью отгоняли с дороги калек, ковыляющих на костылях, и женщин, кормивших на ходу младенцев грудью, пока детки постарше брели, цепляясь за юбки матерей.

Минтака и Мерикара погоняли убогих ослов как могли, и в первую ночь расположились под открытым небом, в окружении походных костров, среди гомона и смрада огромного скопления людей.

Едва достаточно рассвело, чтобы видеть дорогу, они снова отправились в путь. К полудню им удалось нагнать арьергард: шли отряды копейщиков, шеренги лучников с ненатянутыми луками и пращников, распевающих походные песни на варварском языке западных островов. Затем они обогнали длинную колонну запасных лошадей; коней вели цепочками по двадцать, а следом двигались возы с кормом и водой. Минтаку поразило их число – ей казалось, что во всем Египте не сыскать такого количества животных.

Воины поглядывали на двух женщин, поскольку даже простенькие платья и широкие накидки на головах не могли скрыть от столь наметанных взоров их молодость и изящество. Когда девушки проезжали мимо, им посылали сальные комплименты и непристойные предложения, но страх перед своими офицерами и отрезвляющее присутствие Лока и Локки удерживали вояк от дальнейших шагов.

В тот вечер царевны продолжали ехать и после того, как главное войско встало лагерем, и после заката увидели близ дороги большую заребу, обнесенную стеной из кольев и колючего кустарника. Зареба размещалась в легко обороняемой низине между двух невысоких холмов. Вход в нее бдительно охранялся, и жизнь тут кипела: дозорные расхаживали взад и вперед, суетились посыльные, въезжали и выезжали колесницы, управляемые офицерами Красного полка. Над проделанными в частоколе воротами развевался флаг, который Минтака сразу узнала: на нем была изображена кабанья голова, свесившая язык из угла клыкастой пасти.

– Человек, которого мы ищем, здесь, – шепнула Минтака Мерикаре.

– Но как мы войдем, чтобы встретиться с ним? – с сомнением спросила Мерикара, глядя на часовых.

Они разбили собственный маленький лагерь чуть дальше по дороге, но так, чтобы отсюда просматривались ворота ставки Пренна, начальника Красных и арьергарда фараоновой армии. Минтака извлекла из переметной сумы драгоценную масляную лампу, которой удалось пережить тяготы пути, и в ее свете написала на кусочке папируса короткое сообщение. Оно было адресовано «Дяде Медведю» и имело подпись: «От твоего маленького сверчка».

Женщины смыли с лиц пыль, уложили друг другу волосы и почистили хитоны. Затем, взявшись за руки для храбрости, подошли к воротам в частоколе. Десятник стражи заметил их и вышел навстречу, чтобы прогнать.

– Эй вы, два сочных кусочка для насадки на шип! Идите-ка трясти своими прелестями где-нибудь в другом месте. Пошли вон отсюда!

– Ты вроде как добрый и порядочный человек, – сухо сказала ему Минтака. – Позволил бы ты какому-нибудь нахалу так грубо разговаривать с твоими дочками?

Десятник уставился на нее. Она говорила на гиксосском языке грамотно и в таком тоне, какой услышишь только у знати. Он поднял фонарь и осветил женщин. На них была простая одежда, но, разглядев их черты, он резко выдохнул. Перед ним явно стояли девушки высокого ранга. Даже лица были ему смутно знакомы, хотя припомнить, где он их видел, пока не получалось.

– Извините, госпожи, – пробормотал он. – Я принял вас за…

Он запнулся, и Минтака милостиво улыбнулась:

– Конечно, мы тебя прощаем. Передашь от нас сообщение для военачальника Пренна?