Чародей из Серого замка

– Колдун, я тебя убью! – гневно взвизгнула она прямо с порога. – Ты какого черта ушел из лазарета, как очнулся, предупредив только целителя?! Я захожу тебя проведать, и что вижу? Твоя кровать пуста, ее убирает какая-то ворчливая баба, которая заявляет, что знать не знает, куда ты делся! У меня чуть сердце не разорвалось, я сюда летела, как породистый рысак из королевской конюшни, думала, что ты…

Поперхнулась последним словом. Слезы дрожали в огромных синих глазищах.

– Я думала, что ты… уже все…

Не выдержала, осела на пол, спрятала лицо в ладонях.

– Эй, ты чего? – тут же устыдился Богумил. – Я здесь, меня просто домой отпустили. Я сам запросился, вдруг тебе помощь нужна…

Кряхтя от боли, колдун поднялся из ванны, отжал волосы и сделал шаг наружу, на теплое полотенце на полу. Постоял несколько секунд, дожидаясь, пока вода стечет вниз.

Плачущая Анна, почуяв впереди шевеление, подняла голову и замерла. А затем присвистнула, словно нетрезвый мужик в дверях веселого дома, и выдала с пяток слов, которые добропорядочным жрицам любых мастей, вообще-то, и знать было не положено.

Богумил в ответ лишь осклабился.

– Нравлюсь?

– Ты что с собой сделал, придурок полоумный? – всхлипывала Анна. – Ты… зачем?!

Нет, уже не плачет. Смеется взахлеб, вытирая слезы.

Богумил растерянно заморгал.

– Тебе ж не нравилось, сама говорила, все эти волосья и кущи… Ну и вот, я в банях комнату на три часа снял, и то едва успели. Пока сахар с лимоном варили, пока мыла лучшего с зубным порошком доискались, пока банщик самый рукастый освободился… От меня вдобавок еще ж смердело после лазарета, как от прокаженного, ты бы меня в таком виде из комнаты выставила.

Анна продолжала хохотать в голос.

– Между прочим, жрица, чтоб ты знала, это было больно, – обиделся колдун. – Кровососа оказалось легче убить.

– Знаю, – всхлипнула та, поднимаясь. – Еще бы я не знала. Но какой же ты все-таки придурок!..

И с этими словами Анна ринулась к нему, обхватила за шею и жадно поцеловала. От нее снова пахло вишневой кисло-терпкой горечью, и Богумил уже сознательно зарылся носом в изгиб между плечом и шеей, выдохнул, касаясь губами сладкой разгоряченной кожи.

До кровати добраться не успели. Анна толкнула его прямо на пол, скинула с плеч камзол, потянула кверху подол расшитой рубахи. Наклонилась вниз, проводя сосками по ребристому, как стиральная доска, животу, затрепетала остреньким язычком по гладкой беззащитной груди, а затем ниже и ниже. Богумил тяжело дышал, вздрагивая, и молился лишь об одном – только бы это никогда не кончалось.

Увы, молитвам сбыться оказалось не суждено. Когда девчонка стянула штаны и оседлала его, задвигала бедрами, а затем снова наклонилась, втянула в рот сосок и чуть прикусила его белыми зубками, колдун понял, что не продержится и тридцати сердечных ударов. Он сдавленно охнул, сжал пальцами бедра жрицы, а затем вскрикнул и задрожал всем телом.

– Прости, – выдохнул он, как только все закончилось. – Я никогда так быстро не… Устал, наверное, еще и упырь этот треклятый… В следующий раз все будет лучше, обещаю!

Разрумянившаяся Анна склонилась к его лицу, черные волосы водопадом стекли вниз, укрывая обоих от всего остального мира.

– Я уж надеюсь, колдун, – со смешком шепнула она в перерывах между поцелуями. – Я уж надеюсь.

*

Бургомистр после случившегося удара не прожил и недели. В Чаросвете стремительно менялась власть – король Феофан прислал нового наместника, заявив, что раз уж предыдущий пригрел на груди города упыря, то был он дураком, каких мир не видывал. А глупость, как известно, не заразна, но передается по наследству, потому и его сыновьям тут ловить нечего.

Из подвалов костела святого Анхеля продолжали доставать детские косточки. Лучшие чародеи из Царьграда день и ночь чистили помещение церкви от скверны, помогали гробовщикам опознавать и хоронить умерших, и утешали жителей, которые теперь шарахались от святых мест, как упырь от серебряного креста.

Но все это проходило мимо Богумила, чародея из Серого замка. Ему король Феофан позволил отдыхать в Чаросвете до тех пор, пока тот окончательно не пойдет на поправку. Анна оставалась рядом. Иногда они выбирались на прогулку по окрестным лавкам, дурачились, как дети, измазывали друг друга в сахарной пудре в булочной толстой Марты, наперегонки откусывали с двух сторон огромные витые рогалики с маком. Иногда наоборот, чинно гуляли по центру – под ручку, прилично одетые, как добропорядочные муж и жена.

Но гораздо чаще оставались в комнате, не высовывая носа дальше мраморной ванны и постели. И даже еду из трактира просили оставлять им под дверью.

А еще через неделю Анну срочно вызвали в одну из окрестных деревень, где объявился василиск. И Богумил, которому целители все еще запрещали охотиться, чуть не тронулся умом от беспокойства. Он пытался уснуть, костерил сам себя последними словами, обзывая истеричной глупой девкой, но помогало плохо. До утра колдун глаз так и не сомкнул, бессильно глядел в потолок и – неслыханное дело! – молился. В своем, конечно, репертуаре.