Чародей из Серого замка

Богумил не достал бы этой девке даже до пояса. А она схватила его, как котенка, за шкирку, выдернула в единый миг из огня, кинула впереди себя. Конь всхрапнул, выдохнул носом пламя и взмыл в воздух.

– Кто… ты? – охнул он, приложившись животом о край седла. – Для чего я тебе нужен?

– Мне? – и девка расхохоталась, и смех ее звенел, словно крохотные фарфоровые колокольчики. – Мне ты, колдунчик, ни для чего не нужен, такой мелкий да нахальный. Доченька моя земная за тебя молится, слезами который день умывается, поклоны без устали бьет. Не знаю, что уж она в тебе нашла, в таком… мохнатом?

– Да вы никак издеваетесь надо мной?! – взревел колдун, дрыгая ногами. – Заладили, словно болтливые сороки! Даже на том свете от ваших речей глумливых покоя нет!

Огромная красавица в ответ лишь веселее оскалилась, унося его сквозь облака – пузатые, кудлатые и сердитые, словно старый ворчливый дед. Временами в них что-то сверкало, грохотало, улюлюкало, и в какой-то момент Богумилу внезапно плеснуло в лицо холодным ветром, да так, что закружилась голова и засвербело в носу.

А девка снова приподняла его за шкирку и подняла к своему прекрасному лицу.

– Обидишь ее или обманешь – сей же час назад привезу, будешь с кровопивцем своим в одном котле сидеть до скончания времен. Понял меня? Ах, и главное забыла…

Красавица усмехнулась, показывая белоснежные ровные зубы, один к одному, как жемчужинки в дорогом ожерелье.

– Сам ты курва!

И с хохотом разжала пальцы. Богумил с воплем полетел вниз.

…Очнулся он в ворохе каких-то тряпок, бестолково крича и размахивая руками. Тут же застонал от навалившейся боли по всему телу, словно в ящике с гвоздями неделю сидел.

– Тише, коллега, тише, – успокаивающе забормотал рядом мужской голос. – Вот, выпейте, станет легче.

Колдун безропотно проглотил сладкую тягучую жидкость, что сунули ему под нос в стальной ложке, проморгался и открыл глаза. Вокруг был прохладный полумрак, пахло сыростью, кровью и совсем чуть-чуть – цветущим садом из открытого окна. Сквозь шум с улицы отчетливо слышался голос хозяина постоялого двора, зазывавшего гостей в трактир на обед.

– Вы в лазарете рядом с домом, где снимали комнату, – тут же пояснил худощавый подтянутый мужчина в светло-серых одеждах. – Я Юстиниан, выпускник Цареградской академии целителей, что филиалом вашего Серого замка уже два года числится. Прибыл в Чаросвет вас лечить. Не переживайте, идете вы на поправку хорошо. Король Феофан лучшие снадобья прислал, не поскупился.

– Что… с городом?

– Все в порядке, насколько это возможно, – целитель тут же помрачнел. – Упырь когда рассыпался на части, словно падаль гниющая, люди из домов-то выскочили, вас схватили, да понесли в лечебницу… Весь город знает о вашем подвиге, господин Богумил. Девчонки да бабы столько цветов натаскали, всю вашу комнату на постоялом дворе вазонами уставили. Лучший столичный бард прибыл, чтобы историю с кровососом записать, да песню сложить.

– К черту барда с его песнями, – отмахнулся Богумил. – Вы мне лучше скажите – Анна из Реогарда, жрица Безымянной матушки, жива?

– Жива, – кивнул целитель. – Она нам голову в Царьград и прислала с помощью телепорта, и письмецо приложила, где все подробно рассказала. Правда, с ног сбилась от усталости, осунулась, одни глазища на лице остались. Мы, почитай, вторую неделю завалы разгребаем в костеле святого Анхеля. Подвалы тамошние вскрыли, а там тела и косточки детей, что якобы на небеса вознеслись, а сами в зубах упыря проклятого сгинули. Бургомистра, бедолагу, от увиденного удар в первый же день хватил. А Анна ничего, держится, еще успевает бабьи хвори лечить, если кто к ней обратится, и людей утешает. Только плачет иногда украдкой…

– Ясно, – кивнул колдун. – Скажите, Юстиниан, я ведь могу все эти драгоценные снадобья на постоялом дворе в собственной комнате пить, чтобы здесь зазря не валяться?

– Конечно, коллега, как захотите. Сейчас велю выделить вам провожатых.

С помощью двух крепких парней Богумил добрался до постоялого двора, где хозяин с поклоном принес ему не только огромную кружку с пенной брагой, но и мешочек со злотыми, запечатанный магическим сургучом, что спасал от воров. Оказалось, благодарность от бургомистра и целого ряда зажиточных горожан. Колдун от хмельного отказался, изумленно присвистнул, взвешивая мешочек в руке, и тут же распорядился перенести свои вещи в самую большую и дорогую комнату с видом на сад, с балконом, увитым хмелем, с огромными окнами и – неслыханное дело! – с мраморной ванной, вмонтированной прямо в пол. А когда хозяин убежал выполнять его поручения, сунул вышибале у дверей еще одну монету и заговорщическим шепотом попросил проводить его до ближайших бань.

Анна вернулась на постоялый под вечер, когда закатное солнце золотило макушки деревьев, и вокруг было тихо-тихо, лишь яблоки с веток над балконом с шелестом падали в сухую траву. Богумил, задремавшей в теплой ванне, мигом вынырнул из зыбкого сна, едва услышал торопливый перестук каблучков на лестнице.

Жрица влетела в комнату, словно разъяренная фурия.