Чародей из Серого замка

Анну он увидел прямо со входа – волосы спутаны, одежда изорвана, глаза заплаканы, около рта кровоподтек. Поганец не только скрутил руки ей за спиной и сунул в рот кляп, но и привязал к алтарю, а народ вокруг смотрел на святотатство спокойно, будто так и надо. Некоторые еще и шептались о том, что надобно упырихе выколоть глаза, отрубить конечности, искупать в чане со святой водой и уж потом судить.

«Если силой ее кто взять успел – убью потом, превращу в жабу и раздавлю», – думал колдун, медленно дыша. Не показывать ярости, не поддаваться злобе! Нельзя терять контроль!

Преподобный Густав стоял тут же, в окружении дознавателей. Как всегда, в белых одеяниях, благообразен и чист.

– Вы все-таки пришли, Богумил, – упырь шагнул навстречу и вытянул руки, словно готовясь обнять. – Мы думали, вы тяжело ранены.

– Я сильный, отче, – колдун снова склонил голову. – Готов свидетельствовать против кровопийцы, что своими деяниями злыми загубила кучу людей.

– Похвально, – кивнул в ответ ксендз. – Проходите ближе и начинайте говорить.

Анна глядела на него, не отрываясь, и в глазах ее блестели слезы.

Богумил встал около алтаря, стараясь не смотреть на избитую жрицу.

Люди затихли и приготовились слушать. Колдун поднял вперед обе ладони, демонстрируя, что пришел открытым и вооруженным только правдой, а затем, сделав вид, что произносит молитву, шепнул коротенькое заклинание – и с силой толкнул воздух сначала перед собой, а затем в стороны. Звездочки вылетели из рукава, словно живые, закружились в закатных солнечных лучах, падающих из окон-витражей на узорчатый пол…

Меньше, чем через миг дорогое стекло осыпалось на пол сверкающим водопадом. Колдуну не нужно было резать на части живых людей. Но если диковинное заморское оружие легко вспарывало живую плоть и кости, то разноцветные окошки ему тем более не помеха.

Прихожане закричали. Колдун рухнул вниз, перекатился по другую сторону алтаря и выхватил нож из голенища. Удар сердца – падают на пол срезанные веревки, еще удар – Анна оседает ему в руки и натужно мычит сквозь завязанный рот.

– Задержите его! – рычит Богумил ошалевшим дознавателям, затем хватает жрицу в охапку и бежит, бежит со всех ног сквозь толпу. Только бы успеть. Только бы…

Сзади в широком круге света ревет и дымится чудовище. Кажется, что серое уродливое тело расширяется сразу во все стороны, обрастает когтями, зубами и длинными ушами. На белой копне нечесаных волос издевательски поблескивала белая шапочка ксендза.

Богумил вытек на улицу в середине напуганной и вопящей толпы. Отбежал в сторону от дверей, поставил на мостовую драгоценную свою ношу, осторожно поддел тоненьким лезвием кляп у рта. Жрица выплюнула мокрый и окровавленный кусок ткани, тут же полезла себе в рот, с облегчением выдохнула: «Зубы на месте!» и расплакалась, громко и с облегчением, размазывая грязь по лицу маленькими кулачками.

И тогда Богумил взял ее лицо в ладони и поцеловал в маленький вишневый рот. И Анна замерла в его руках, словно лесной зверек, только сердечко стучало быстро-быстро.

Сзади раздался рев. И замедлившееся время возобновило свой сумасшедший бег.

Штригой вылетел из узеньких окон самой высокой башни костела, закружил в воздухе над площадью.

– Колдун, ты где? – заревел он, да так, что люди, бросившиеся врассыпную, с криками попадали на землю. – Я все равно найду тебя! Отдай жрицу по-хорошему!

– Подавишься, сучий потрох, – рыкнул сквозь зубы Богумил, снова схватил Анну в охапку и пустился бежать.

Тварь оказалась намного сильнее, чем он изначально предполагал. Даже солнечный свет ее лишь покалечил, но сразу не испепелил. Вдобавок этот упырь, скорее всего, не боится и серебра. Ядовитый металл только обожжет гниющую плоть, которая затянется, как только небесное светило скроется за горизонтом и наступит ночь.

И тогда даже десяток ведьмаков, охотников на нежить из давно ушедшего Золотого века, с ним не справится.

Значит, надо его убить до наступления темноты. Иначе к утру кровопивец оставит от Чаросвета гору трупов, а сам станет сильнее всех обитателей Серого замка, вместе взятых.

Впереди запестрели опустевшие ярмарочные шатры. Богумил рванул к тому, где торговали духами и дамскими притирками для наведения красоты. У кровососов всех мастей очень чувствительное обаяние, в эту палатку он носа не сунет.

Анна словно почуяла неладное, завозилась в его руках.

– Колдун, ты что задумал?

– Сиди здесь, – шепнул он, занося жрицу внутрь шатра и ссаживая на стул возле ящика, битком набитого сушеной лавандой. – Кровососы не любят подобных запахов, значит, сюда он полезет только с большой голодухи.

– Богумииил! – раздался снаружи тягучий благообразный говор ксендза Густава. Вот ведь тварь проклятая! – Выходи, охотничек. Давай договоримся, мне – жрицу, тебе – свободу и катись на все четыре стороны.

Колдун молча вытянул руку в сторону входа в шатер и сложил пальцы в неприличный жест.