Чаролом

Продолжало быстро темнеть: тень «Императрицы» легла на остров. С носа корабля протянулась дуга молнии, ударив во что-то невидное вдали. Драконица прижала морду к известняку. Казалось, прошла целая вечность. У Франчески оставался один-единственный шанс.

Когда корма оказалась прямо над ней, драконица взлетела свечой прямо к нижней части фюзеляжа имперского флагмана. До корабля оставалось ярдов пятьдесят. Взревела, преодолевая последние футы, и вонзила когти в… Ничто. Там не было ничего, кроме воздуха.

Ей почудилось, что она угодила в сон. Каким-то непонятным образом она болталась во взвихрённом воздухе в сотне футов под «Императрицей». Невероятно, но флагман предугадал её атаку и утроил скорость подъёма.

Откуда-то сзади донёсся грохот и вопли. Обернувшись, Франческа увидела подоспевшую «Королевскую пику». Воздух вокруг взорвался колючими звёздочками чёрного дыма.

Ударная волна швырнула Франческу вниз.

Глава 40

Никодимус поморгал и зажмурился, почувствовав слёзы и резь в глазах. Попытался протереть их, но смог дотянуться только до груди. Похоже, он всё ещё лежал на полу в чайной комнате поместья, с трудом приходя в себя после отравления тетродотоксином.

– Борьба с парезом приводит лишь к усилению пареза, – назидательно произнёс голос Дории.

– Какого ещё пареза, пылающая преисподняя тебя забери? – проскрипел в ответ Никодимус, голос был хриплым из-за заклинания дыхательной трубки.

– Неужели милорду хранителю неизвестно это слово?

– А ты и рада?

– Формально это невозможно.

– Так что за парез такой?

– То есть ты действительно не знаешь?

– Ты стремишься довести до белого каления всех пациентов, которых спасаешь от верной смерти?

– Только тех, о ком очень беспокоюсь.

– Что же, звучит обнадёживающе, – Никодимус улыбнулся старой приятельнице.

– Парез – это частичный паралич, который тебе надо будет перетерпеть, пока тетродотоксин окончательно не разложится. Даже не пытайся с ним бороться.

– Кажется, я слышал от Фран поговорку, весьма подходящую под твои рассуждения о парезе.

– Результатом операции по избавлению от боли является та же боль, только зияющая пустотами, – процитировала Дория. – Эта идея популярна среди врачей старой закалки.

Никодимус приоткрыл глаза. На миг ему удалось сфокусировать взгляд на улыбающемся лице в обрамлении серебряных волос. Из-за плеча Дории хмуро взирала Эллен. Затем картинка вновь расплылась.

– Можешь порадоваться своим успехам, – продолжила Дория. – Ты избавляешься от яда куда быстрее, чем я ожидала. Похоже, владение праязыком изменило твою физиологию.

– Можно мне немного воды?

– Не в этой жизни, – ответила Эллен своим обычным невыразительным тоном. – То есть в буквальном смысле. Пока вы не окрепнете настолько, чтобы глотать, ничего, кроме воздуха, не должно попадать вам в рот.

Никодимус застонал. Дория хмыкнула:

– И горазд же будущий спаситель человечества распускать нюни. Всегда этому поражалась.

– Я бы меньше распускал нюни, будь у меня менее прагматичная целительница. Или если бы я сам не потерпел поражение как отец, подтолкнув человечество на край пропасти. Так что теперь я скорее Буревестник, нежели Альцион.

Эллен неодобрительно фыркнула.

– Милорд, позволите говорить с вами откровенно?

– Хотелось бы мне ответить согласием, но это будет ложью.

– Леандра совершила нечто куда худшее, чем то, что можно объяснить дурным воспитанием.

Никодимус промолчал, вдруг с мучительной живостью вспомнив, как падал, парализованный, на спину. Ему стало страшно. Его дочь… До чего она дошла…

– Ну, у нас имеются более насущные проблемы… – дипломатично начала Дория, но Эллен её перебила:

– Разумеется. Однако нам всем придётся столкнуться с той, кем решила стать Леандра. Пылающие небеса! Женщина добровольно накладывает на себя заклинание, чтобы лишиться способности любить. Кому такое может понадобиться? Надеюсь, что по возвращении госпожи Франчески мы обсудим, не лучше ли в подобных обстоятельствах обойтись вообще без Леандры.

– Благодарю вас, магистра, – холодно произнесла Дория. – Нам всем известна текущая ситуация, а у нашего пациента и так забот хватает. У нас ещё будет время обсудить эти материи.

Никодимус лежал с закрытыми глазами, но был уверен, открой он их – и увидит двух целительниц, сверлящих друг друга взглядами. Его келоидный рубец заныл. Может, это и хорошо? Признак возвращения чувствительности?

– Простите меня, лорд хранитель, я беспокоюсь о вашей жене, – в ровном голосе Эллен прозвучала нотка раскаяния.

Всё ещё пытаясь избавиться от воспоминаний о первых мгновениях паралича, Никодимус часто задышал, борясь с желанием сесть. Если он только попробует, слабость вгонит его в ещё большую панику. Он заставил себя дышать размереннее.

– Прибыло донесение из Плавучего Города, – сказала Дория тоном человека, намеренно меняющего тему разговора. – Тримурил объявила военно-молитвенное положение. Все иксонцы обязаны молиться богам войны как минимум три раза на дню.

– Звучит разумно, – одобрил Никодимус, открыл глаза и с удовольствием понял, что может теперь фокусировать взгляд несколько дольше.