Чаролом

– Поди закатывают всей толпой пирушки на пылающих небесах, – неуверенно пошутил отец, посмотрев на Леандру. – А ты о чём думаешь?

Она уже хотела рассказать ему о тишине и своих мыслях о её природе, но засомневалась, что найдёт правильные слова. Поэтому ответила просто:

– О том, что Саванный Скиталец сказал о матери.

– Насчёт противодраконьего заклинания Вивиан и что Франческа следующая на очереди?

– Я могла бы её защитить.

– Каким образом?

– С помощью антилюбовного заклятия я научилась разрушать обличья богов. А ведь дракон – это почти что бог. Я могу избавить её от аспектов драконицы, не убив при этом.

– Она будет рада это услышать, – грустно усмехнулся Никодимус.

– Ну да. Как ты считаешь, Саванный Скиталец не врал, когда говорил, что ваши с ним реинкарнации связаны со мной?

– О, небеса! Откуда ж мне знать? Лос считался великим разрушителем и преобразователем. Мы с Джеймсом Берром – какографы. Тримурил однажды сказала мне, что изначально лишь то, что само является новым началом, а в новизне всегда есть что-то жуткое. Наверное, именно так и функционирует вселенная. Но кто может знать наверняка?

– Никто, – согласилась она.

Оглядываясь на прошедший день, Леандра видела, как стремительно меняется сама. Антилюбовное заклятие перестало служить ей защитой. Напротив, оно стало её слабым местом. Исчезли ясность и отрешённость, позволявшие ей совершать жестокие поступки.

– Ты спрашивал, не ощущала ли я… подспудно, что со мной происходит на самом деле, – медленно начала Леандра. – Мне кажется, все мы ходим кругами. Мы уверены, что тот или иной выбор позволяет попасть в тот или иной круг. Империя или Лига? Мы думаем, что разные дороги ведут в различное будущее, к различным историям, но в действительности увязли в одном и том же кругу. Если даже что-то и изменится… – она растерянно замолчала.

– Леа?

– Извини. Просто некие смутные ощущения. Были да сплыли.

Она смотрела на тёмный абрис вулкана, в который раз размышляя о текстуальной мощи, сконцентрированной в озере, и о том, нельзя ли как-нибудь наложить на неё руку.

– Леа!

Леандра моргнула, сообразив, что отец о чём-то говорил. Они стояли перед дверью поместья.

– Прости, – повторила она, когда стражники пропустили их внутрь. – Я отвлеклась.

– Леа, я хочу, чтобы ты поняла, какую великую роль можешь сыграть в нашем мире, – сказал отец уже на лестнице. – Знаю, ты не видишь разницы между Империей и Лигой, но если тебе удастся выжить, ты сама можешь стать Лигой и исправить её по собственному вкусу. Стать движителем перемен.

Они поднялись на галерею. Дрюн обогнал их и пошёл вперёд по тёмному коридору, Дория направилась к себе. Леандра покачала головой.

– Реки крови проливают именно те, кто считает, что может что-то там исправить, – она хохотнула. – Пылающая преисподняя, в своей прошлой жизни я попыталась истребить человечество. Моя репутация не внушает оптимизма.

– Ты можешь стать всем, кем захочешь.

– Откуда ты это знаешь, папа? За последние двое суток я уже убила человека и бога. А тебя вот отравила.

– Отравила, чтобы спасти.

– Тебе приходится так говорить, потому что я – твоя дочь.

– Хочешь сказать, я ошибаюсь? Леа, просто… подумай об этом, ладно?

– А если ты ошибаешься…

Внезапный крик не дал ей договорить. Краем глаза Леандра заметила какое-то движение, стремительно развернулась, но поскользнулась и упала. Она увидела Дрюна. Одна пара рук вытягивала меч из ножен слева, другая – справа. Его мускулы были напряжены, но руки не двигались.

Толстые чёрные ветви оплели руки и ножны, ощетинились шипами, впиваясь в тело бога, из ран на лангот потекли струйки крови. Кричал Рори. Он колотил кулаками в грудь бога, подталкивая того к перилам. Мышцы бёдер Дрюна вздулись под ланготом, но он всё же потерял равновесие и отступил назад.

Леандра как наяву увидела Дрюна, сталкивающего лорнского рыцаря с этой же галереи, и Рори, склонившегося над телом сэра Клода.

Мантия друида была распахнута. Ветви выросли прямо из пластинчатой деревянной брони, которая казалась просто наброшенной на плечи. Его длинные каштановые волосы прикрывали лицо, искажённое слепой яростью.

Крича, чтобы Рори немедленно прекратил, Никодимус попытался вмешаться, но отпрыгнул, испугавшись, что случайным касанием может сломать божественный язык Дрюна или праязык Рори.

В грудь друида что-то ударило, полетели осколки стекла, и на обоих противников хлынула вода. Поднимаясь на ноги, Леандра сообразила, что это фиал Дории. Но рассеивающие заклинания водяные чары лишь заморозили окровавленные ветви, опутавшие Дрюна.

Леандра шагнула к дерущимся, но вынуждена была опереться о стену: ногу пронзила боль. Она увидела лицо Рори: смесь ненависти и тоски, искажённых… чем? Неужели друид напился? Тут она вспомнила слова Дории о том, что пришлось дать Рори снотворное, так сильно он раздавлен горем. Теперь в нём разом бурлили гнев, горе и наркотик.

Обомлев, Леандра смотрела на лицо друида, точно алхимик, заворожённо наблюдающий за новой эссенцией, зреющей в перегонном кубе.