Отпрыск чресл мрачно сопел над своей чашкой риса. Крепко сбитый, коренастый, кряжистый, он выглядел старше своих двенадцати лет, несмотря на невысокий рост. Впечатление усиливала складка, пролегшая между сдвинутых бровей – хм, а норов у мальчика упрямый, да и вообще нелегкий. И взгляд его темных глаз куда как далек от приятности.
На высокопарные речения матери мальчик не обратил никакого внимания. Похоже, уже привык.
– Да что же вы совсем не изволите есть? – всполошилась жена плотника, которую на самом деле прозывали Медведихой – и Най очень старался запомнить это и называть ее даже в мыслях именно так, не сбиваясь на свою обидную придумку. – Вы угощайтесь…
Явившись к плотнику, Най угодил как раз к обеду – и отвертеться от трапезы у него не было никакой возможности. Хотя, по правде говоря, он не особо и пытался. За едой характер людей раскрывается вовсю – надо только уметь смотреть.
А тут сыщику было на что посмотреть…
Сам плотник по прозванию Сверчок, кроткого вида дядечка со страшенными вислыми усами, едва достающий своей супруге до плеча, тихо глазел на чашку с супом, стараясь понять, можно ли пить его прямо из чашки или же следует вычерпывать ароматную жидкость ложкой. Если учесть, что ложка была чайной, вопрос представлялся не самым легким. Притронуться к суповой чашке тоже оказалось делом не из дюжинных: простой, хотя и вкусный обед подан был на дорогущем фарфоре наилучшего качества. Боги и духи – да сколько же эти люди за него отвалили? Не иначе, всю свою копилку распотрошили и ухнули на это роскошество. Причем сделали они это совсем недавно – потому что они его боятся. Не умеют, не знают, как с ним обходится, это сразу видно. Только будущая знаменитость ест нормально – а его брат и сестра даже потянуться к еде не смеют. Всякий раз их останавливает взгляд матери – а вдруг сломают, разобьют дорогую посуду? Или хуже того – осрамятся перед гостем, взявшись не за ту чашку или миску?
Скверное это дело, когда люди собственной посуды боятся.
– Вы не думайте, что мы темные и ничегошеньки не понимаем, – не столько ела, сколько щебетала Медведиха. – Мы очень даже понимаем. Наш люлечка большим человеком будет, не нам чета.
Все-таки долго поддерживать высокий штиль не получалось даже у нее. К счастью. Най обладал изрядной выдержкой – вельможное воспитание обязывает – но даже и у нее все-таки есть свой предел.
Люлечка мрачно жевал квашеную редьку и в разговор не вмешивался.
– Там ведь манеры многое значат – правда ведь, господин сыщик?
Най поневоле согласился.
– Вот пусть и учится уже сейчас, правда?
Хм… выходит, все это фарфоровое великолепие – во имя грядущих успехов сына? Поня-а-а-аатно…
– Мы ему и учителя наняли самолучшего. Чтобы и грамоте учил, и манерам, и вообще всему. И за ценой не постояли. Чтобы все нашему мальчику самое лучшее.
Это верно. Даже еда на его тарелке была самой лучшей – не считая тарелки гостя, конечно.
Умиленно полюбовавшись застольными умениями сына, Медведиха обратила свой взгляд на гостя – и потому не заметила, как стоящее перед дитятей блюдо с пирожками мгновенно опустело. Сам же отпрыск, как ни в чем не бывало, невозмутимо жевал редьку.
Так, а вот это уже интересно…
– Самое лучшее, значит… а кто вам это посоветовал? – как бы между прочим полюбопытствовал Най.
– Да никто! – слишком быстро для правды отмолвила Медведиха. – Разве же материнское сердце само не догадается?
Плотник помалкивал. Он только что украдкой высуслил суп прямо из чашки и теперь блаженствовал.
– Сама я до всего дошла, – заключила Медведиха.
Хотя кто сказал, что вопросы можно задавать только плотничихе? Сверчок вряд ли что-то скажет толковое. Скорее всего, он и не видел языкатого доброхота. Домом жена заправляет, а сам он день-деньской работает. А вот дети…
Наблюдательность, проницательность, да просто ум, наконец… взрослые обычно отказывают детям в этих качествах. Но Най был не из тех, кто совершает подобную ошибку.
И потому, когда тягостное застолье закончилось, он выждал немного, и едва только Медведихе понадобилось отлучиться по домашним делам, отправился на поиски детей.