Час кроткой воды

Затею его Най уже понял. Раз Корню напророчили славу – сделать из него ничтожество. Избалованное, зазнавшееся. Требующее всего себе – ведь он будущая знаменитость! Цацкайтесь с ним! На руках носите!

И когда он повзрослеет, ничего из него не получится.

Не только знаменитости, но даже и человека путного.

Вот только не тот у Корня характер, чтобы он позволил себя избаловать. И брат с сестрой тоже не той породы, чтобы явно заискивать и тайно завидовать.

Горя в семью этот мерзавец принес предостаточно. А вот цели своей не достиг.

– Да хоть какое там предсказание! – огрызнулся Корень. – Все едино так нельзя.

Ты прав, Най. Можешь себя поздравить.

– И не в одном предсказании дело. Поначалу матушка еще держалась. Хотя голова кругом и пошла. А вот когда ей этот хмырь всякой сырости в уши надул, тут все и пошло кувырком.

– Какой хмырь? – осторожно поинтересовался Най, опасаясь спугнуть удачу.

– Да я откуда знаю? – пожал плечами Корень. – Вроде знакомый чей-то. Понятия не имею. Свалился нам на голову, как яблоко с елки. А уж плел-то, плел всякого! И какое счастье нам всем привалило, и не упустить бы его, и позаботиться заблаговременно, и про отпрыска чресл…

Точно. Значит, и эта догадка была верной.

– Как он хоть выглядел, этот хмырь? – спросил Най.

– Обыкновенно. Осанистый такой, одет солидно. Лет сорока, может, сорока пяти.

М-да, это вам не Янтарная Бусина.

А кстати…

– Похож? – спросил Най, вынув из рукава листок с портретом.

Дети склонили над ним головы. Вишенка даже ахнула, увидев изображение.

– Он самый, гад, и есть! – воскликнул Корень.

– Точно, что гад, – согласился Най, сворачивая портрет и убирая его обратно в рукав.

– А откуда он у вас? – деловито поинтересовался Корень.

– Ищем мы его по одному делу, – не вдаваясь в подробности, пояснил Най.

– Как найдете, навешайте ему от меня, – кровожадно попросил Корень.

– Постараюсь, – без тени улыбки обещал Най.

– Ведь и правда гад. Матушке совсем голову задурил. Наш сыночка большим человеком будет, нашей люлечке – все самое лучшее…

– В основном – люлей, – с невинным видом предположил Най.

Корень осекся, губы его дрогнули – и он неожиданно для себя самого расхохотался в голос. Брат с сестрой вторили ему – и только Най удержал серьезное выражение лица, хотя и с трудом.

– Если бы, – возразил Корень, отсмеявшись. – Это раньше я мог подзатыльник огрести за какую-нибудь дурную шалость.

Понятие шалости, тем более дурной, с Корнем Самшита не увязывалось никак, но Най решил не спорить. Откуда ему знать, что было прежде. До того, как материнская придурь заставила мальчишку страшно и необратимо повзрослеть.

– Теперь меня никто и пальцем не тронет, хоть я что учини. Теперь меня только на руках носить. На семейный алтарь сажать – и чтобы свечи беспременно ароматические. Раньше я в школу ходил, а теперь – ни-ни. Будущему большому человеку не полагается. Учителя мне наняли. Из тех, кто деток знатных особ на дому обучает. Чтобы не только грамота и прочее книжное знание, а еще и манеры всякие и вообще… – Корень зло сощурился. – Нет, учит он хорошо, тут дурного слова не скажешь. Но ведь он же деньги и так дерет просто немыслимые! А с нас еще и втрое против обычной цены запросил. За то, что снизошел ко всякому там быдлу.

– И матушка согласилась?

– Согласилась, еще и обрадовалась. А на какие такие заработки? Брат вот тоже в школу ходил – теперь не ходит. Хоть и невелика плата, а тоже деньги. Это бедняков в школе за медные деньги со скидкой учат. А на такую придурь никто нам ни гроша не скинет – или плати за проучение, или никак. И сестренка тоже больше не учится. Грамоте я ее сам теперь учу, а вот музыке… наставница ее говорила, что способная – так вот нет же! – Скулы мальчишки зло затвердели. – Никаких уроков музыки! Матушка даже лютню ее продала… ох, и слез было!

– А это что тогда? – удивленно спросил Най, глядя на длинный верстак, на котором лежало нечто, укрытое куском полотна – и это самое нечто по своим обводам подозрительно напоминало лютню.

– А это я на помойке нашел, – сообщил Корень. – Повезло. Случайно увидел. Выбросил кто-то, а я подобрал. Посмотреть, и то жуть берет. Нижняя дека вся в куски. Ну вот просто в куски. Пол-листа ползал, и то не все собрал. А которые уцелели… – он безнадежно махнул рукой. – Больше половины заменять пришлось. Два месяца провозился.

Два месяца? Два?! Какая же страшная ярость гнала тебя, что ты за такой малый срок управился? Не имея ничего, даже знаний… ничего, кроме слез сестры…

– Деревяшку выстругать и приладить – не штука. А вот правильную подобрать, чтобы как родная была, чтобы звучала… и восемь раз подумаешь, выберешь, поставишь, а – не то. И начинай сначала. Нет, ну вот что нужно с лютней делать, чтобы до такого довести – ну, кроме как об стенку лупить? В горячей ванне купать, а потом на мороз выставлять? Всю зиму у огня продержать? Совсем ведь инструмент убитый. Верхняя дека вся растресканная, заменять пришлось.

– А где замену взял? – спросил Най, предугадывая ответ.