Час ведьмы

Джон Элиот был невысок, но грузен: круглый, как тыква, а лицо — точно разбухший миндаль с подвитыми усами. Ему было пятьдесят восемь лет, но его волосы, хотя и подернутые сединой, были толстые, пышные и даже не начали редеть. Он расчесывал их на идеально прямой пробор, и они волнами ниспадали ему на плечи, обрамляя лицо. Глаза у него были женственные и добрые; он встал из-за стола, когда Мэри вошла к нему в кабинет, ведомая служанкой, которой было не больше пятнадцати лет и которая, как и ее господин, выглядела привлекательно и представительно. Элиот отпустил девочку и подбросил дров в очаг. Жилище его внушительностью не уступало дому родителей Мэри.

— Я мало знаком с вашими отцом и матерью, но Джеймс многое делает для нашей колонии, — заявил Элиот. На стене у него висела книжная полка, в основном с книгами об индейцах, среди них были и те две, что он написал сам. На столе лежали потрепанная Библия, толстая пачка бумаг и стояла чернильница с пером. Несмотря на то что солнце было еще высоко, а стол стоял у окна, в кабинете горели две свечи. Здесь был только один стул с плетеной спинкой, и Элиот настоял, чтобы Мэри села на него, а сам встал у окна.

— Труд моего отца меркнет по сравнению с тем, что вы делаете для дикарей, — сказала в ответ она.

— Не стоит недооценивать значимость ввозимой цивилизации. В лесу я явственно вижу, что там не хватает роскоши. Иногда она является в облике слова Божьего, а иногда — в виде стула, — продолжал он с улыбкой, указав на тот, что заняла Мэри. — Корабли вашего отца приходят тяжело нагруженные подобными предметами быта.

— Я передам ему вашу благодарность.

Он кивнул.

— Я говорил вчера с Джоном Нортоном, — сообщил он.

Она знала, что преподобный намерен замолвить за нее словечко Элиоту, но чувствовала необходимость засвидетельствовать свое почтение за то, что два таких важных человека обсуждали ее особу.

— Я польщена. Вы оба оказываете мне честь, которой я не заслуживаю.

— Глупости. Он сказал мне, что вы хотите работать с детьми Хоуков.

— Да.

— Потому что вас не благословили своими детьми?

— То, что я бесплодна…

— Это слово излишне резкое. Вы молоды. У вас еще могут быть дети.

Она провела рукой по тыльной стороне кисти, которую сломал Томас, баюкая ее через перчатку, но остановила себя. Это становилось привычкой.

— То, что у меня пока нет детей, — сказала она, исправившись, — дает мне возможность выполнять работу Господа, за которую я вряд ли взялась бы, благослови Он меня к этому времени своими детьми. Но есть и другие причины.

— Какие же? — Его голос прозвучал благосклонно.

— Когда магистраты рассматривали мое прошение о разводе с Томасом, много говорилось о Люцифере. Это напомнило мне о том, как сильно его присутствие даже здесь — в нашем мире по эту сторону океана.

— Вы не боитесь леса?

— У меня есть страхи куда более сильные.

— Вы удивитесь, когда увидите, что там растет.

— Надеюсь.

Преподобный усмехнулся.

— Похвально.

— А если Дьявол захочет прийти за мной, то он найдет меня в городе так же легко, как и в лесу, — продолжила Мэри, вспомнив о вилках и пестике у порога.

— Возможно. Но лес — лабиринт, где индейцы видят тропы, которых мы никогда не найдем. А люди, подобные Хоукам… Они такие же необразованные дикари.

— Я не потеряюсь, — пообещала Мэри. — Я знаю, что к востоку от Натика есть община молящихся индейцев.

— И вы хотите, чтобы я проводил вас к Хоукам по дороге туда?

— Да.

— Те дикари начинают привыкать к свету Господа. Это маленькая община, но многообещающая.

— Может быть, я когда-нибудь смогу помочь вам и с ними.

— Время покажет. Не взваливайте пока на себя это бремя. — Элиот подошел к полке с книгами и протянул одну Мэри: — Вы читали ее?

Она посмотрела на заглавие: «Моя первая книга в Новой Англии».

— Нет. Но у моих внуков такая есть. Привезли из Англии этим летом.

— Полагаю, на кораблях вашего отца?

— Думаю, да.

— Библейские истории. Катехизис. И чудесные гравюры на дереве: Джон Роджерс[15] и его семья на костре.

— Старшая дочка Перегрин и Джонатана считает, что они ужасны, поэтому сначала всегда смотрит именно их.

— Не удивлен.

— У меня есть экземпляр «Духовного молока для бостонских младенцев». Мне взять его с собой?

Элиот передал ей «Первую книгу».

— Да, это хорошая мысль. Прочитайте это и тоже возьмите с собой.

Мэри пролистала книжку, остановившись на любимой гравюре внучки: сожжение семьи Роджерс.

— В «Духовном молоке» нет картинок, — тихо произнесла она.

— Это не страшно.

— Хорошо. Я уже жду, когда мы отправимся в путь.

— Судя по всему, Хоуков вы не боитесь, — заметил Элиот. — Я предпочел бы обратное.

— Почему?

— Они едва выносят меня. Сомневаюсь, что они потерпели бы мои наставления.

— Понимаю.

— Не удивлюсь, если по возвращении найду вас сидящей в одиночестве на пеньке за пределами фермы, изгнанной из их дома.

— Если они откажут в гостеприимстве, я хотя бы буду знать, что попыталась.

Элиот посмотрел на ее левую руку.

— Как ваша рука, Мэри?

— Уже заживает.