Час ведьмы

У Элиота был крупный черный мерин, которого священник окрестил Юпитером, и бежал он так резво, что Мэри оставалось только крепко держаться за ручки седла. Конь пошел шагом, только когда они подъехали к лесу. Там он уже аккуратно ступал по тропе, укрытой опавшими листьями, точно ковром. Кое-где дорога расширялась настолько, что на ней могли бы разъехаться две лошади и, возможно, даже для повозки хватило бы места. Но потом тропа сужалась, и Мэри и священнику приходилось наклонять голову, чтобы не врезаться в ветку.

— Помни, Мэри: Хоуков изгнали неслучайно, — сказал Элиот, нарушив тишину. — Они всё еще блуждают в потемках. Пусть они не служат Сатане, но они невежественны.

— А их дети?

— Они больше похожи на мать, чем на отца. Тихие. Впечатлительные. Мне неизвестно, что происходит у них в головах.

И тут вдруг Мэри увидела полосу света за большой группой сосен и догадалась, что это кукурузное поле, только урожай давно собран и стебли срезаны. До нее донесся шум реки, и она поняла, что они приехали на ферму.

Они остановились перед домом с тростниковой крышей, из массивной трубы клубами шел дым. Неподалеку расположились сарайчик и огород. Вокруг не было ни забора, ни каменной стены, потому что рядом с Хоуками никто не жил.

— Это то, чего ты ожидала? — спросил Элиот.

— Я ничего не ожидала, — ответила Мэри.

Из дома вышла женщина с ребенком на руках, еще две девочки бежали за ней, стараясь не отставать; одной было на вид годика три, второй — четыре-пять. Они быстро скрылись за домом, но Мэри слышала, как они хохочут.

— У Эдмунда два сына от первого брака. Они постарше. Все трое, должно быть, сейчас на охоте, — тихо произнес Элиот. — А это Эстер.

Платье на женщине было потрепанное, а фартук — заляпанный. Из-под чепца выбивались длинные кучерявые пряди нечесаных рыжих волос. Эстер была стройной, но не худощавой.

Элиот направил коня вперед, слез сам, взял руки Мэри в свои — немного помедлив, перед тем как прикоснуться к левой, но она кивнула в знак, что все в порядке, — и помог ей спуститься. Сумка с двумя книжками, висевшая у нее на плече, ударила ее по бедру, когда Мэри спрыгнула на землю.

— Сегодня я привел с собой нового друга, — начал священник. — Это Мэри Дирфилд. Мэри, это Эстер Хоук.

— И вы тоже рискуете своей душой, навещая подобных нам на пути к молящимся индейцам? — спросила Эстер, смерив Мэри взглядом.

— Моя душа пребывает в мире, — ответила Мэри.

— И она не присоединится ко мне, — добавил Элиот. — Она не поедет в деревню.

— Я надеялась пообщаться с вами и вашими детьми, пока преподобный будет у индейцев, — сказала Мэри.

— Ну да. Какое счастье для всех нас, — сказала Эстер.

Маленькие девочки выбежали из-за дома, каждая пыталась ударить другую рукой, и обе теперь прятались за матерью, как за деревом. Элиот смотрел на Эстер, и Мэри не могла понять, злится ли он, оттого что дети дурачатся, или опасается, что они выкинут что-то совсем неподобающее. Тогда Мэри присела на корточки и улыбнулась им.

— Разве не к ним я приехала? — спросила она у Элиота через плечо.

Тот рассеянно кивнул. Старшая дочка с восторгом провела руками по капюшону и фланелевым перчаткам Мэри, белым как снег.

— А, так вы гувернантка, — предположила Эстер. — Материнская церковь решила, что мне требуется помощь, и великодушно направила ко мне служанку. Вы ко мне с договором, Мэри Дирфилд?

— О, Мэри замужем за одним из самых успешных бостонских мельников и дочь видного купца, Джеймса Бердена, — пояснил Элиот. Не услышать насмешку в тоне Эстер он не мог, но, видимо, предпочел не обращать на это внимания, чтобы не раздувать ссору.

— Но я здесь, чтобы помогать вам, если вы не будете против, — добавила Мэри.

— Помогать со стиркой или готовкой?

Мэри вытащила из сумки «Духовное молоко для бостонских младенцев» и показала книгу Эстер.

— Я знаю вашу ситуацию и что вы оказались здесь совсем одни.

— Одни? Да что вы, как раз уединения иногда мне очень не хватает!

— Ваша семья одна. Простите. Но я пришла сюда, чтобы укрепить ваш дух. Я не просто так сказала, что могу помочь вам.

Эстер перевела взгляд на Элиота.

— С каких пор церкви есть до нас дело?

Тот усмехнулся.

— Церкви — нет. Но Господь вложил в сердце Мэри стремление, подобное моему.

— Мы ваши дикари, Мэри Дирфилд?

— О, Эстер, предчувствую, что вы научите меня куда большему, нежели я способна дать вам.

Когда Элиот уехал, Эстер провела Мэри в дом: в комнате стояли длинный добротный стол, прялка и только один шаткий стул. Пол был земляной. Но огонь в очаге горел жарко, и внутри было тепло. В доме была еще одна комната, Мэри подумала, что это спальня, но Эстер о своем жилище не рассказывала, так что Мэри села вместе с девочками на расстеленное одеяло, пока Эстер укачивала младенца, который начал хныкать.

Старшая дочка посмотрела на Мэри в упор и сказала что-то на алгонкинском. Мэри не ожидала ничего подобного.

— Она говорит на языке индейцев? — вопрос невольно сорвался у нее с языка.