Час ведьмы

— Онор спрашивает, тепло ли вам в таких тонких перчатках, — перевела Эстер. — Мы все говорим на двух языках. Посмотрите, где мы живем.

— Да, — продолжила Мэри, обращаясь к девочке. — Мои перчатки хорошо справляются со своим предназначением. Значит, ты Онор. А твоих сестер как зовут?

— Доркас и Серенити, — ответила девочка. — Серенити — та, которая самая маленькая.

— У вас есть дети? — поинтересовалась Эстер.

— Нет, Господь не удостоил меня этой милости.

— Какой же милости Он вас удостоил? — спросила Эстер с явной насмешкой. Мэри подумала, что из этой женщины вышел бы отличный магистрат губернаторского совета.

— Он даровал мне жизнь и блага этого мира, — ответила она.

Эстер закатила глаза.

— Будьте так добры, скажите мне: зачем вы на самом деле явились? — Доркас тоже пристально смотрела на гостью. — Вы искренне думаете, что нам нужна ваша помощь?

Онор привстала на коленях, положив руки на пояс, и склонилась над книгой, которую держала Мэри. Мэри посмотрела на первую страницу «Духовного молока»:

В.: Что Бог сделал для тебя?

О.: Бог создал меня, Он бережет меня, и Он может спасти меня.

Книги были всего лишь уловкой; они не имели отношения к истинной цели ее приезда. Но они нужны были Мэри, чтобы подобраться к делу. Первая брошюрка представляла собой просто введение в христианство, но Мэри вспомнила про гравюры в «Моей первой книге в Новой Англии». Начать стоит с нее. Она открыла на странице, где Джона Роджерса сжигали живьем на костре, а его дети, блаженно глядя перед собой, гуськом шли навстречу смерти. Именно от этих картинок ее старшая внучка не могла оторваться. Мэри вспомнила книжку, бывшую у нее в Англии. Конечно, те сказки детям благочестивых христиан читать не полагалось, теперь она это понимала. Но тогда они ей нравились, и Мэри стало совестно при мысли о тех приятных воспоминаниях.

— Может быть, я приехала просто познакомить детей с книгами, — ответила она и начала читать вслух: — «Мистер Джон Роджерс, священник евангелистской церкви в Лондоне, первый мученик при правлении королевы Марии, был сожжен в Смитфилде четырнадцатого февраля 1554 года. Его жена с девятью маленькими детьми и одним грудным младенцем последовала за ним на костер; но подобное печальное зрелище нисколько его не устрашило, и с поразительным смирением он храбро принял смерть во имя Благой вести Иисуса Христа».

Онор ткнула пальцем в картинку.

— Почему они жарят этого человека и его детей? — спросила она.

— Ты уже знаешь ответ на этот вопрос, — Мэри ласково упрекнула девочку. Но когда ни Эстер, ни дети ничего не сказали, она продолжила: — Этот человек любит нашего Господа так сильно, что готов умереть за Него.

Девочка взяла книгу у Мэри и принялась листать страницы. Эстер, убаюкав младенца, поднялась с места.

— У меня много дел. Если вы, Мэри Дирфилд, желаете позаботиться о моих детях, то они ваши. Но не думайте, что, живя бок о бок с индейцами, мы настолько одичали, что нуждаемся в ваших наставлениях. Онор при случае себя покажет.

Мэри тоже встала. Если Эстер намерена вести себя прямолинейно, что ж, она поступит так же.

— Эстер, — начала она, — на самом деле это мне нужны ваши наставления.

Эстер выжидательно молчала.

— Я нуждаюсь в вашей помощи, — продолжила Мэри.

— Очень сомневаюсь, что изгнанница вроде меня чем-то может вам помочь.

— Ошибаетесь, — ответила Мэри и, ласково взяв Эстер под локоть, отвела ее в сторону от старших девочек. — У нас есть общий друг: Констанция Уинстон.

— Вы такая же, как Констанция? — спросила Эстер.

Мэри не поняла, что значил этот вопрос: «Вы такая же, как Констанция?».

— Помимо того что вы самодостаточны и стойко переносите свое изгнание, я уверена, что вы и ваш муж наделены мудростью, — сказала она, уйдя от ответа.

— Мудростью? Потому что мы решили жить здесь, а не по указке Джона Нортона и ему подобных?

— Джон Элиот не отрекся от вашей семьи.

— Для Джона Элиота мы те же молящиеся индейцы, заблудшие и невежественные.

— Хорошо. Но я уверена, что в одном вопросе мы с вами сойдемся, — продолжила Мэри. — Дьявол не выдумка, и он здесь, в Массачусетсе.

— Да. И?

— Он овладел одним человеком в Бостоне и нападает на меня.

Эстер ничего не сказала. Она смотрела, как ее дочери возятся с книгой.

— Вы меня понимаете? — спросила Мэри, не пытаясь скрыть свое волнение.

— Как именно?

— Он пытается отравить меня заклятием. С помощью ведьмы он старается отравить меня и… — здесь она преувеличила, чтобы тронуть чувства Эстер, — моего мужа, а также нашу служанку.

— И вам известно, кто этот человек?

— Да, — сказала Мэри; теперь это была чистая ложь.

Эстер положила младенца на одеяло и направилась в угол комнаты, где на полу лежала сумка из оленьей кожи. Она достала из нее маленькую бутылочку, заткнутую пробкой.

— Это послужит противоядием от некоторых ядов, — сообщила Эстер, протянув бутылочку Мэри. Субстанция внутри была водянистой и коричневой; такого цвета были лужи во дворе Мэри по весне. Подобные бутылочки она видела у Констанции, когда приходила к ней.