Час ведьмы

Мэри хотела расспросить его подробнее, но он продолжил:

— Наверное, ты рада, что вся эта история с прошением позади, — хотя, как я понимаю, все вышло не так, как ты хотела.

— Сейчас я здесь, — ответила она, удивленная, что он поднял эту тему.

— Да, это верно. Томасу очень повезло. И тебе тоже, Кэтрин.

Девушка как будто встревожилась оттого, что ее втянули в разговор.

— В конце концов, — продолжал он, — твоя хозяйка вернулась. Все хорошо, да?

— Все хорошо, — повторила она скромно, но Мэри прекрасно понимала, что она говорит не от чистого сердца.

— Больше никакой дьявольщины с вилками? — спросил он, сделав большой глоток сидра. Мэри не знала, к кому он обращается. Судя по его поведению, Джонатан по пути к ним заехал в таверну.

— Джонатан, в этих вилках нет ничего дьявольского, и мы с Кэтрин не видим смысла обсуждать их, — осторожно вставила она.

— Ты сохранила их для публичной демонстрации в ратуше?

— Я никогда не приносила их туда, — напомнила ему Мэри.

— Нет, — сказал он и игриво показал пальцем на служанку: — Она приносила. Но сегодня сие должно быть дом, где царят любовь, доверие и мир Божий, который превыше всякого ума.

— Ты смеешься над Писанием?

— Нет, только цитирую, Мэри. Это просто цитата.

Мэри услышала, как снаружи заржала лошадь Томаса.

— А вот и муж, — сказала она. Она удивилась, как быстро этот визит стал ей неприятен.

Джонатан поставил кружку на стол.

— Благодарю тебя, Кэтрин, — сказал он. — Благодарю вас обеих. Я буквально с минуту поговорю с твоим мужем, а потом пожелаю всем здесь спокойной ночи.

И он вышел во двор поздороваться с Томасом.

Когда за ним закрылась дверь, ни Мэри, ни Кэтрин никак не прокомментировали поведение Джонатана. Мэри не хотела, Кэтрин не смела.

Кэтрин вышла покормить скотину после ужина, и Мэри осталась наедине с Томасом. Она спросила его, не требовал ли Джонатан опять денег.

— Требовал, — ответил Томас, надевая пальто.

— Ты снова идешь в таверну? — спросила она.

— Да.

— Что ты решил?

— Насчет Джонатана? Я уже говорил тебе: я дам ему немного муки и кукурузы.

— Этого хватит? Пока он был здесь, мне показалось, что он в большой нужде.

Томас посмотрел на нее, и его лицо помрачнело.

— Ты теперь постоянно об этом талдычить будешь?

— Ты сам рассказал мне об этом недавно. Я пытаюсь быть верной подругой.

Он быстро глянул на заднюю дверь — удостовериться, что Кэтрин еще не вернулась.

— Порой мне кажется, что он хочет, чтобы я умер, тогда Перегрин получила бы долю наследства.

— Джонатан?

Томас закрыл глаза и потер переносицу.

— Это не твоя забота.

— Мне жаль.

— С ними все будет хорошо. Со всеми.

— Перегрин плохо себя чувствует, — сказала Мэри.

— Перегрин носит ребенка.

— Если только не съела что-нибудь.

Он с омерзением покачал головой.

— Твой ум, Мэри, твой ум. Сегодня он ничтожен, как у младенца, а завтра пытается постичь тайну гуморов. Я устал. Я зол на тебя и на этого безбожного павлина, который женился на моей дочери. Не заставляй меня…

Она молча ждала. Она знала, что не стоит его торопить или заканчивать предложение за него.

— Неважно, из-за чего она захворала, — сказал он наконец. — Она поправится.

И с этими словами ушел.

Пока Кэтрин не вернулась, Мэри погрузилась в мысли о том, что зря осудила Джонатана и Перегрин, а возможно, и Ребекку, что видит заговоры, которых на самом деле нет, и не замечает ядов у себя под носом. И снова ей подумалось, что, наверное, она одержима.

27

Я думаю, за это время она могла научиться многому — темному, злому — от какой-нибудь женщины вроде Констанции Уинстон.

Показания Кэтрин Штильман, из архивных записей губернаторского совета, Бостон, Массачусетс, 1663, том I

Мэри сидела в дамском седле позади Джона Элиота, смотрела на проплывающие мимо поля на окраине города — притихшие, скованные зимним морозом, — и провожала взглядом клин летевших на юг гусей в тусклом сером небе. Она уже несколько недель не видела этих птиц и подумала, что сулит ей это зрелище сегодня. Как далеко на севере они жили, что только сейчас пролетают над Бостоном? Элиот не раскрывал рта с тех пор, как они проехали перешеек, да и там он только отметил, как далеко протянулся город. Мэри нравилось их молчание.

Она уже много лет не ездила на лошади и не могла вспомнить, когда в последний раз каталась с Томасом. Останься ее семья в Англии, возможно, она научилась бы ездить сама. Может, даже завела бы себе лошадь, которая была бы похожа на Сахарка.