Чаша Асклепия (СИ)

Киборг так же плавно повернул голову к человеку и смерил его безразличным взглядом.

— Я не понимаю, Вениамин Игнатьевич, о чём вы говорите, — в равнодушном голосе послышался металл и дальние раскаты грома, — этой ночью я спал у себя в каюте. Вы, надо полагать, тоже.

— Ну, тогда хотя бы о том, что предпримет капитан Петухов, узнай он, кто у него в навигаторах? К киборгам он относится весьма… специфически, — Вениамин Игнатьевич недобро глянул исподлобья.

Денис насмешливо приподнял бровь, помолчал несколько секунд, а потом чуть наклонился к лицу доктора, обдавая тёплым дыханием, вкусно пахнущим кофе и сгущёнкой:

— Знаете, Вениамин Игнатьевич, был у нас на Шебе один сержант, очень любил сказки разные и байки. Так вот, он рассказывал одну историю. Про Змею и Черепаху. Знаете?

Он дождался почти механического кивка врача, высвободил рукав из рук Вениамина Игнатьевича и спокойно и неторопливо вышел из медотсека, оставив Вениамина Игнатьевича злобно щуриться вслед и сжимать от бессильной ярости кулаки.

Знал он, знал эту дурацкую байку про змею, от злости и по дурости укусившую черепаху, которая перевозила ее через бурный речной поток. Черепаху погубила и сама утонула. И ведь прав, прав этот мерзавец — киборг просто так не сдастся и в случае чего порешит доктора за милую душу. Потонут — так оба. Хотя есть и более анекдотичный вариант, наверное, именно его солдатня в армии и рассказывала. Как там? «Сброшу — укусит», — думает черепаха. «Укушу — сбросит», — думает змея. Патовая ситуация, ничего не скажешь.

Остаток дня прошёл в привычной, почти рутинной бестолковщине. Вениамин Игнатьевич с удовольствием бы ушёл к себе в каюту и лёг спать, но был уверен, что и там ему не дадут покоя. Всем чего-то надо было от корабельного врача: то средство от запора (Владимир), то от диареи (Марья Сидоровна), то от головокружения (Наталья).

Вениамин Игнатьевич был терпелив и любезен. Мягко улыбался и сочувственно качал головой. Хотя больше всего на свете ему хотелось заорать в голос, что Владимиру надо больше двигаться, Марье Сидоровне меньше жрать всё подряд, а Наталье… Наталье трах хороший нужен! Нормальный такой член, чтоб в гландах застревал, и не будет никаких головокружений.

Но следовало «держать лицо». Не мог мягкий интеллигент Вениамин Игнатьевич орать на окружающих, не мог чеховский доктор Бобков гнать взашей пациентов.

А под вечер припёрлась мелкая прилипчивая девчонка Полина, ей, видите ли, захотелось поговорить с «опытным почти коллегой». Нашла коллегу! Вот уж правду говорят: гусь свинье не товарищ. Эта идиотка что-то вымучивала из себя по человеческой анатомии, а потом, пряча глаза, залепетала о содержании щурьков в неволе. Не подскажет ли ей Вениамин Игнатьевич чего интересного?

Назойливая девица стала, сама того не зная, последней каплей в чаше терпения Вениамина Игнатьевича, до крайности усталого, расстроенного и раздраженного.

И он выдал девице стимулятор, прямо слоновью дозу, посоветовал немедленно дать капсулу щурьку — и плевать он хотел на все. Если ему что и понадобится когда-нибудь от туповатой лаборантки, он так или иначе найдет, как на нее воздействовать, а терпеть ежевечерне ее щебетание про мерзкую лысую тварь он больше не в силах! Безголовая девчонка радостно поблагодарила «миленького Вениамина Игнатьевича» и вприпрыжку унеслась травить своего питомца.

Вениамин Игнатьевич вприщур поглядел на закрывшуюся дверь и злобно подумал: «Дура! Чтоб ты пропала со своей скотиной вместе!»

Долгий, почти бесконечный день подходил к концу. И Вениамин Игнатьевич чувствовал, что, несмотря на почти непреодолимое желание поговорить с рыжим навигатором ещё раз, несмотря на тревогу, недосказанность и некую неопределенность происходящего, ещё одну бессонную ночь он просто не выдержит. Не помогут ни стимуляторы, ни упражнения по дыхательной гимнастике. Надо поспать, очень надо.

Вениамин Игнатьевич почти обречённо потёр виски. Времени оставалось немного, сегодня, по расчетам, была предпоследняя ночь перед Степянкой. Он тяжело вздохнул: нет, он нынче не боец, всё завтра. Это будет его последний шанс договориться с киборгом «на берегу», поэтому всё же надо отдохнуть, собраться с силами и мыслями.

Он с трудом досидел до конца ужина, вымученно улыбаясь и устало кивая головой, не стал задерживаться на уже ставшие привычными посиделки и, успокаивающе похлопав глядящего на него Стасика по плечу, убрался к себе в каюту.

Там Вениамин Игнатьевич задвинул поглубже в шкафчик нектар жизни, напиток богов — пузатую бутылку с янтарной жидкостью, кинул в рот таблетку лёгкого седативного и с удовольствием вытянулся на своей койке. Буквально через минуту он провалился в глубокий сон без сновидений.

Утро встретило его уже привычным ароматом кофе и очень приятным приветом из детства — по всему кораблю разносился запах свежеиспечённых блинчиков. Не иначе сегодня дежурил Теодор, пилот. Он удивительно хорошо для брутального мачо управлялся со сковородкой и жидким тестом.