Чаша Герострата

— У тебя больничный, что ли? — не отставала Лизавета. — Так позвонила бы, сообщила, с какого дня!

— Да нет у меня больничного! В общем, так, передайте начальнику: пускай либо дает неделю за свой счет, либо увольняет! — И я в сердцах бросила трубку.

Однако от звонка Лизаветы была большая польза: я успела собраться и без десяти девять стояла перед турникетом, одетая в скромный серенький пиджачок и удобные черные джинсы. И макияж самый простой: кто ее знает, эту Акулову, может, она сама ходит как бледная моль и не терпит ничего яркого?

Я назвала свою фамилию — и мне действительно тут же выдали пропуск и сказали, как пройти в нужный кабинет…

Кабинет этот был небольшой, но, как ни странно, он не казался тесным и воздух в нем был свежий, видно, что недавно проветривали. Мебели в нем было маловато: два офисных стула, письменный стол и старомодный шкаф с папками.

На одной из полок этого шкафа стояла большая банка с водой, в которой плавала крупная аквариумная рыбка, скорее, даже рыба, в ковровых разводах, с большой головой и зубастыми челюстями. Такая палец отхватит только так… не акула, конечно, но, может быть, пиранья.

За столом сидела черноволосая женщина лет сорока с хвостиком. Причем хвостик не маленький, не заячий. С первого же взгляда я поняла, что все мои опасения насчет макияжа были напрасны. Уж бледной молью назвать хозяйку кабинета было никак нельзя.

Лицо женщины было неестественно загорелым, к тому же она была накрашена как индейский вождь перед боем: на веках голубые тени с перламутром, губы — в переливчатой малиновой помаде, а ресницы такие длинные и густые, что сразу ясно: накладные.

Женщина пристально смотрела на меня, видимо, оценивала.

На столе перед ней лежала раскрытая папка.

Наконец она проговорила жестким прокуренным голосом:

— Садитесь, Королькова! — и указала мне на один из стульев.

Стул был жестким и неудобным, чему я ничуть не удивилась. Я не ждала, что здесь будет мягкое кресло. Зато на таком стуле не расслабишься.

Я выпрямила спину и уставилась на Акулову.

Так мы несколько минут молча играли в гляделки. Наконец я не выдержала и проговорила:

— Так зачем вы меня вызвали?

— Чтобы задать несколько вопросов.

— Ну так задавайте!

Она все еще молчала, и я добавила:

— Мне ваш капитан Капитонов уже столько вопросов задавал… прямо как в викторине «Что, где, когда?».

— То Капитонов, а то я, — отрезала следователь.

Да, сразу видно, что ей палец в рот не клади. Прямо как ее рыбке. Одно слово — Акулова! В глубине души я понимала, что нужно мне сбавить обороты. Но там же, в глубине души, клубилась у меня самая настоящая злость.

Вот взять убийство Александры. Ну была у них одна подозреваемая — это я. Но у меня стопроцентное алиби. Так какого черта этот капитан Капитонов ничего не сделал почти за неделю? Вот чем он занимался? Потому что, раз эта баба вызвала меня на допрос, значит, больше у них никого нет.

Молчание сгущалось, очевидно, Акуловой надоело терять время, и наконец она задала мне первый вопрос:

— Как так вышло, что ваш пропуск был отмечен на проходной бассейна в день убийства?

— Я понятия не имею! У меня этот пропуск пропал задолго до того, а на время убийства Александры у меня железное алиби… это ведь есть в материалах дела. — Я показала на папку.

— Допустим. — Она опустила накладные ресницы и тут же сделала следующий выпад: — Я тут кое-что проверила и выяснила, что примерно полгода назад вы работали с потерпевшей… с Александрой Соломиной, в одной организации.

Надо же, раскопала-таки! Да, с этой бабой нужно держать ухо востро, это не простачок Капитонов.

— И вы об этом ничего не сказали.

— Ну, мало ли что… я этому не придала значения. Это же когда было…

— Не так уж давно. Кроме того, мне удалось узнать, что у вас с ней были неприязненные отношения.

— Ну, в коллективе бывают разные отношения. С кем-то мы дружим, с кем-то нет… это же не повод для убийства. Я уже даже не помню, что там у нас с ней было…

— Да? Вот как? Не помните? А вот мне сказали, что она у вас увела мужчину.

— Да ничего подобного! — возмутилась я, а про себя подумала: «С кем это она разговаривала? Кто ей такую ерунду наплел? И одно хорошо — ей ничего не сказали про украденный проект…» — Никого она у меня не уводила, и вообще тот самый мужчина погиб в аварии, если вы не в курсе, так что никакого предмета спора между нами не было. Я уволилась, чтобы ничто не напоминало о нем, а что с ней дальше было — понятия не имею.

Я перевела дыхание и проговорила тихим голосом, но так, чтобы было ясно, что я расстроилась от воспоминаний:

— Еще раз напоминаю, что у меня имеется алиби на время убийства, так что подозрения с меня сняты. Если у вас нет других вопросов, то, может быть, я пойду?

— Не торопитесь. — Очевидно, мой взволнованно дрожащий голос ничуть Акулову не впечатлил. — Вы пойдете, когда я разрешу. У меня есть другие вопросы.

При этих словах Акулова покосилась на свою пиранью — то ли совета от нее ждала, то ли заряжалась энергией.

А потом выдала совершенно неожиданное:

— Вы ведь знакомы с Дмитрием Колесниковым?