— Сидеть! — заорала я, потому что иначе было никак не вклиниться в ее восторженный монолог. — Сидеть, точнее, лежать! Лежать в больнице и не рыпаться! Лежать в палате и даже в коридор не выходить, благо у вас санузел прямо там! Кира Яковлевна, я не шучу. Операция вступает в решающую фазу, так что у вас должно быть стопроцентное алиби! Вы же не хотите угодить в тюрьму?
— Но я же должна помочь найти чашу… — заныла она. — Это так важно для меня…
— Вот это как раз к вам относится! Скажите, а какие у вас отношения с этим гениальным экспертом… как его… Ферапонтовым?
— Какие отношения? Хорошие… мы с ним когда-то давно в Академии художеств учились…
— Ага. А у него, я так понимаю, с владельцем чаши полный контакт, раз он ее экспертизу проводил?
— Да, конечно, его все уважают, он большой авторитет, к его мнению прислушиваются…
— Очень хорошо. Тогда сделаем вот что…
И я вполголоса продиктовала шустрой старушенции все, что она должна сказать Ферапонтову.
После чего поехала на Сенную площадь к Митьке, чтобы вытащить его из когтей Михаила.
На следующую ночь Герострат подкрался к холму, на котором возвышался храм Артемиды, и притаился в кустах тамариска у его подножия.
Он дождался, когда мимо прошли храмовые стражники, и вскарабкался на холм.
В это время из-за облаков вышла луна и озарила своим бледным светом прекрасный храм.
При виде этого совершенного здания сердце Герострата забилось чаще.
Однако нельзя было мешкать — стражники вновь приближались.
Герострат спрятался за одной из колонн и снова переждал проход храмовой стражи.
Как только их шаги затихли за поворотом, он скользнул к боковому входу в храм.
Обычно этот вход был заперт, но тот, кто называл себя Филиппом из Микен, обещал, что этой ночью вход будет открыт.
Он не обманул: с негромким скрипом боковая дверь открылась, и Герострат оказался в храме.
Снова он увидел величественную и грозную богиню.
Артемида многогрудая возвышалась над пустым пространством храма, возвышалась над Геростратом, который почувствовал себя маленьким и жалким.
Руки его дрожали, ноги подкашивались.
— Прости меня, богиня… — проговорил он дрожащим голосом и поднял взгляд на Артемиду.
Лик ее был грозен.
Казалось, она возмущена и разгневана тем, что какой-то жалкий смертный посмел нарушить ее ночной покой.
И тут что-то случилось в душе Герострата.
Только что он готов был бежать из храма — но теперь был полон решимости довести задуманное до конца.
Он вспомнил инструкцию Филиппа, обошел постамент, на котором возвышалась статуя Артемиды.
Богиня смотрела на него сурово, словно хотела сойти с постамента и остановить его. Но это было не в ее силах.
Как велел Филипп, Герострат запалил приготовленный заранее смолистый факел от храмового светильника и при свете этого факела осмотрел постамент.
Как и говорил Филипп, в задней стенке постамента была неприметная маленькая дверца, закрытая на простую защелку.
Герострат отодвинул защелку, открыл дверцу.