Он предал душу Свою на смерть (Ис. 53:12). Не было и не могло быть другого пути к смерти, как это предание Себя на мучение, понесение немощей и болезней. Однако это не были в точном смысле болезни, как неизбежные телесные заболевания, которые свойственны человекам во всём многообразии своём. Напротив, это было принятие их добровольное – Он истязуем был, но страдал добровольно (Ис. 53:7), ибо Господу было угодно поразить Его, и Он предал Его мучению (Ис. 53:10). Для этого не было необходимо, чтобы человеческое естество в Богочеловеке стало доступно смертному страданию, и для этого прежде всего была Его воля, согласная с волей Отца: Господу было угодно поразить Его, и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву умилостивления… воля Господня благоуспешно будет исполняться рукой Его. На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством; чрез познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих, и грехи их на Себе понесет (Ис. 53:10–11). Это значит, что Господь стал доступен смертному страданию, однако не потому, что оно было для Него неизбежностью, но оно было вольно Им принято. Потому оно должно было иметь для себя и начало, которое совпадает с обречённостью крестной, принятием Чаши.
Это духовное событие совершенно ясно обозначено в Евангелии, сначала как внутренне происшедшее после исповедания Петра и на горе Преображения (беседа с Илией и Моисеем о грядущем «исходе» – Лк. 9:31), а затем в Гефсимании: начал скорбеть и тосковать…душа Моя скорбит смертельно… Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия, впрочем не как Я хочу, но как Ты (Мф. 26:37–39); Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя (Мф. 26:42); Вот приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников… вот, приблизился предающий Меня (Мф. 26:45–46).
Если бесстрастность Иисуса, как и Его бессмертие, были вышеестественны, как имевшие основание в соединении двух естеств, то в кенозисе Христа, осуществлённом в Крестном Страдании, эта вышеестественность оставляет место немощи человеческого естества, вступающего в свои права. Страсти Христовы совершаются уже на основе и в пределах человеческого естества. О Христе, предстоящем в терновом венце и в багранице после избиения, говорится Пилатом: се, Человек (Ин. 19:5), и Человеком по-человечески изживаются человеческие страдания и смерть.
[Целительство Спасителя]
Однако это относится к Страстному кенозису, силою которого Иисус Христос сделался подобным человекам, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп. 2:7–8), во всем уподобившись братьям (Евр. 2:17). Было же время, до принятия Чаши, когда Иисус не был подобен братьям, но лишь в Себе таил эту возможность, когда Он отличался от всего человечества безболезненным совершенством своего человеческого естества, когда Он являлся целителем человечества. Большая часть евангельских повествований относится к этим целениям: изгнания бесов, освобождение от разных болезней и даже воскрешение мёртвых (хотя это не было общей победой над болезнью и тем более смертью). Количественные размеры этих целений описываются в Евангелиях в самых сильных выражениях, заставляющих думать о всеобщем исцелении, если бы это было совместимо с другими свидетельствами Евангелия и общим течением человеческой жизни. Говорится: Ходил по всей Галилее… исцелял всякую болезнь и всякую немощь в людях (Мф. 4:23), то же и по всей Сирии и под[обное]. Эта же власть давалась и апостолам врачевать всякую болезнь и немощь (Мф. 10:1 с парал.). Но что же именно означает это врачевание, в какое отношение с врачуемым ставит оно самого Исцелителя, свободного от болезней?