Чаша Грааля. Софиология страдания

Однако было бы недопустимым упрощением стилизовать исторические силы и события как одно лишь противопоставление: война или мир с пасифическим отрицанием войны. Война есть бедствие, но ещё не абсолютное зло – во всяком случае, не всегда и не во всём зло, она существует в смешении с добром, как и всё человеческое. Мир также не всегда и не во всём есть благо. К тому же в войне всегда есть борющиеся и спорящие стороны, которые не могут быть, очевидно, все одинаково и одновременно правы. В различении добра и зла, правды и неправды нельзя поэтому ограничиваться внешними критериями, но надо восходить к внутреннему состоянию. Притом же война есть длительный ряд событий, в которых развиваются и сменяются различные человеческие состояния, от высшего и до низшего, как и наоборот.

Стояние пред лицом смерти (поскольку оно не притупляется длительностью и даже привычкой) открывает в душе человека неизведанные глубины, даёт новые откровения, но может, и наоборот, вести к ожесточению и огрублению. Здесь нет необходимости ни в ту, ни в другую сторону, но остаётся место свободному самоопределению. Вообще война есть величайшее потрясение, которое трагическим ударом разбивает привычный уклад буржуазной жизни с её загниванием и застоем. Таков духовный лик войны со стороны разных её возможностей.

Поэтому неверно и несправедливо обращать всякую возможность духовного и христианского её изживания и отвергать наличие христианского начала в войне, а следовательно, в воинах, прежде всего – по целям и задачам (защита ценностей порядка духовного и культурного), национальные войны, в известных пределах, даже сословные и классовые.

Здесь мы имеем конкретные суждения истории. Поэтому всё-таки остаётся возможным, по крайней мере, принципиально христианское, а в этом смысле и христолюбивое, воинство (само собой разумеется, что христолюбие не является исключительным преимуществом воинства, напротив, оно может проявляться и в других служениях, хотя, конечно, не всегда и не во всех). Отвлечённое осуждение, как и восхваление войны, не пользует нимало.

На наших глазах развёртывается картина языческой войны наступления национализма. Разумеется, и здесь было бы чрезмерным и несправедливым прямолинейно осуждать всех участников даже и такой войны. Человеческие оценки ограниченны и односторонни, они могут быть даже пристрастны, и вообще относительны. Жестокость войны затемняет и притупляет совесть, особенно когда война делается методическим и техническим истреблением как воюющего, так и не воюющего населения.

При известном уровне техники становятся неизбежными и соответствующие её методы, до тех пор пока война не истребит войну через истребление самого населения, воюющего и не воюющего, по крайней мере в известной части. Услышите о войнах и о военных слухах…Восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам (Мф. 24:6–7). И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть; но ради избранных сократятся дни те (Мф. 24:22).

Слова Христа предуказуют эту возможность полного взаимоистребления человечества, однако она не станет действительностью, и история ещё не оборвётся войнами. Также услышите о войнах и военных слухах. …Но это еще не конец (Мф. 24:6). По Откровению последняя война Агнца против «зверя и царей земных и воинств их», которая оканчивается ввержением в озеро огненное зверя и лжепророка и убиением «прочих» (Откр. 19:20–21), также ещё не заканчивает истории. За этим следует 1000-летнее царство, т. е. эпоха торжества мира и добра, и лишь после этого последняя брань Гога и Магога, и лишь тогда наступает конец истории, ввержение в озеро огненное, «где зверь и лжепророк», самого диавола (Откр. 20:7–10) и, очевидно, Второе Пришествие Христово. И всё это предуказуется как неизбежность: Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть (Мф. 24:6).

Конечно, эта неизбежность есть плод греха и охлаждения любви во многих (Мф. 24:12), но не одним грехом и враждой живут люди в эти страшные дни. Главная задача и смысл этих испытаний в том, чтобы сохранить веру, зреть Бога в ужасах земной истории, не утерять Христа в своём сердце. Даже более того: чем больше ужасы и чем труднее вера, тем ближе Христос, тем больше надо человеку Его возлюбить. Должна воспламениться новая любовь ко Христу, распинаемому и мучимому на полях сражений. И эта новая любовь явит Его по-новому, приблизит Его к земле, призовёт Его к новому, Второму и славному Его пришествию. В громах войны да будет звучать молитва: Ей, гряди, Господи Иисусе! (Откр. 22:20).