— Только не долго, — попросила она, зябко кутаясь в смятую простыню. — Мне без тебя будет одиноко.
— Хорошо. Я скоро.
Шурша босыми ногами по ковру, я вышел в гостиную. Розовый огонек вызова на приемной панели визиофона ритмично мигал; с длинными перерывами повторялся негромкий звуковой сигнал. Поискав глазами, я натянул на себя рубашку, лежавшую на спинке одного из кресел, и нажал кнопку, включая обратную связь.
— Доброе утро, Иван Вениаминович!
— И тебе доброе, — кивнул Громов. Прищурившись, поинтересовался: — Разбудил?
— Да, — ответил я. — Что-нибудь случилось?.. Что-то важное?
— Извини за ранний звонок, — своим обычным холодноватым тоном продолжал Громов, не отвечая на мой вопрос. — Мне вот что-то не спится в последние дни… Да и о разнице во времени, если честно, я не подумал. Извини.
Он суховато улыбнулся одними кончиками губ.
— Бывает, — многозначно протянул я, вяло озираясь по сторонам.
На самом деле его ранние звонки у нас в Отделе не были ни для кого в диковинку. Все давно привыкли к подобной манере общения с его стороны. Собственно, я прекрасно понимал, что в его возрасте нужно было бережно относиться ко времени. Это в юности мы бываем слишком расточительны. С годами начинаешь понимать, как важна каждая минута, которую нужно наполнить нужным делом или важным смыслом.
Я выжидательно посмотрел на начальника Особого отдела.
— Есть важный разговор, — не дожидаясь моего вопроса, серьёзно сказал он. — За последние месяцы произошло много событий, среди которых я как-то упустил нить понимания всего происходящего вокруг научной группы Акиры. А ты стал слишком сосредоточен на себе самом… Или, может быть, это обычная беспечность? — кончики губ Громова снова дрогнули в сдержанной усмешке.
— Может быть, ты просто отдался во власть чувств, и они чрезмерно расслабили тебя?
Я на мгновение погрузился в глубину его голубых глаз, чувствуя, что начинаю краснеть, как провинившийся школьник перед учителем.
— Ты только правильно пойми меня, — продолжал Громов. — Я вовсе не осуждаю тебя… Да и права я такого не имею — осуждать или поучать тебя… Но не пострадает ли от этого наше общее дело?
— Нет, — твёрдо ответил я, стойко выдержав его взгляд. — Мои чувства не помеха для моей работы. Но вы, видимо, не доверяете мне, раз прислали сюда Влада?
— Влада?.. Нет, нет, что ты! — с лёгкой весёлостью отмахнулся начальник Особого отдела, но глаза его остались непроницаемыми и сосредоточенными. — Разве я могу не доверять тебе? Разве ты можешь подвести нас?
Я снова ощутил себя юнцом под его пытливым взором наставника.
— Вот что… — Громов сложил на коленях сцепленные сухие пальцы. — Давай встретимся завтра здесь, в Городе и поговорим обо всём подробно. Сейчас слишком рано для подобных бесед, и я чувствую себя неловко, словно, без спроса вторгаюсь в твою личную жизнь… Буду ждать тебя в одиннадцать, в Храме Славы. Идёт?
— Хорошо, — кивнул я.
— Ну, вот и прекрасно! — улыбнулся на прощание Громов, и экран погас, погрузив меня в предрассветные сумерки.
Со странными смешанными чувствами я вернулся к Светлане, в её теплые объятия, но ещё долго не мог уснуть, глядя в серую пустоту перед собой. Тревожные мысли одолевали меня.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ЧАША ОТРАВЫ
«Мне дал отравы злобный царь испить в его чертоге.
И показался яд водой, твои омывшей ноги.
Корзину с черною змеей поставили с опаской,
Но я тебя узнала в ней и укротила лаской…»
«Со времен древнейших дева,
Дочь прекрасная Эфира,
В безграничной шири Неба
Жизнь свою вела веками.
Семь веков она блуждала,
Семь веков она трудилась,
Когда первенец родился.
Вот красиво мчится утка,
К матери-воде стремится.
Легко села на колено.
Место ищет для гнездовья,
Безопасное для кладки.
И в него сложила яйца.
Шесть яиц снесла из злата,
А седьмое из железа»
Громов медленно шёл рядом со мной, и мне казалось, что дорога по белой мраморной спирали, опоясывавшей пять, устремившихся к небу, гранитных обелисков Храма Славы, давалась ему с трудом. Мы проходили мимо миллионов имён неведомых мне героев со всей Земли, увековеченных золотом на отшлифованном до зеркального блеска красном камне, с каждым шагом приближаясь к огромному куполу из чистого горного хрусталя. Он пылал на солнце победным пламенем прямо над нашими головами.