Чаща

– Тупые сукины дети, – сказал Юстас, придержав свою лошадь, чтобы нам ехать всем вместе, пока Боров немного отстал. – Испортили хорошую землю и лес загубили. Срубили все подчистую, нет бы просто расчистить место для пашни, а деревья вдоль дороги оставить, чтобы грязь не наносило. А теперь, без деревьев, оставили здесь бесплодный пустырь.

– Я как раз об этом подумал, – сказал я, сочтя, что настал подходящий момент напомнить про обещанное вознаграждение. – Земля на папиной ферме, той, что вы получите, как выполните работу, совсем не хуже, чем здесь размыло дождем. Даже лучше, жирная и черная, хорошо удобренная пеплом и куриным пометом. Там устроены уступы, чтобы удерживать воду и чтобы верхний слой не смывало. Как закончим дело, она ваша, а там решайте, оставлять себе или продать за лучшие деньги, чем любую ферму в Техасе.

– Так ты повсюду побывал и знаешь, какова земля здесь и во всем штате? – спросил Коротыш.

– Оставь его, Коротыш, – сказал Юстас. – Парень просто любит прихвастнуть. Но я знаю, о чем он болтает. Если земля там хоть вполовину хороша, стану выращивать кукурузу ростом со слона.

– Готов поспорить: из нас один я видел слона живьем, – сказал Коротыш. – И уж точно единственный, кто на нем катался.

– Так они правда такие громадины? – спросил Юстас.

– Правда.

– Тогда какая разница, видел я его или нет? – сказал Юстас.

– Резонно подмечено.

Изуродованная земля с вырубками тянулась еще какое-то время, но по мере приближения к городу все чаще стали возникать разбросанные по обочинам лачуги, где бедность и надежда заменили нехватку гвоздей и отвеса. Вдалеке, по правую руку, я разглядел деревянную башню. Широкая внизу, она сужалась кверху и была сколочена из грубых досок, отчего напоминала мертвое дерево без листьев.

– Это что за хреновина? – сказал я.

– Эх ты, деревенщина, – сказал Коротыш. – Это, Джек, вышка над нефтяной скважиной. Похоже, скважина выработана, или они просто промахнулись. Но все равно будущее за нефтью, а не за фермерской землей. Помяни мое слово.

– Угу, – сказал Юстас. – Запомню. Эта гадость испоганила всю землю, сочится отовсюду. Проклятую башню так и бросят стоять, или уже бросили. Погодите, увидите. Вон, кстати, одна из причин, по которой про башню не вспомнят.

Он показал вперед.

Раскачиваясь на дороге, к нам приближался самоходный экипаж. Таких я видел всего несколько, и каждый раз они меня поражали. Он гудел и подпрыгивал на маленьких резиновых колесах, пугая наших лошадей. Вот он приблизился, и мы разъехались в стороны, чтобы дать ему дорогу. За рулем сидел мужчина, а рядом женщина. Оба разодетые, он в котелке, а она в капоре от солнца. Между ними на сиденье стояла корзинка для пикника. Когда они тарахтели мимо, мужчина приподнял котелок. Пара выглядела вполне упитанной и довольной.

– Вот оно, будущее, – сказал Коротыш, провожая глазами тявкающий экипаж. – Едет на нефтяном топливе, и скоро такие машины будут перевозить людей. Не прямо завтра или в ближайшее время, но это случится.

– Эти штуки прямо ненавижу, – сказал Юстас. – Все думал в такую пальнуть. Проклятым уродам у нас не прижиться, а твое это нефтяное топливо разве в лампы заливать.

Коротыш рассмеялся.

– Юстас, ты не прав. Нефть используют для многих целей. Придет время, и люди перестанут путешествовать верхом, а только на таких экипажах на нефтяном топливе. Попомни мои слова.

– Так и сделаю, – сказал Юстас. – Напишу себе записку.

Мы продолжали путь мимо хижин, еще одного разоренного поля, мимо других таких же вышек, большой хлопковой плантации, и, наконец, впереди замаячило первое городское строение, размером с большой амбар и выкрашенное в цвет весенней травы.

– Это там Оупри[3] Хаус, – сказал Юстас. – Раз заезжали несколько цветных певцов, целых пять, каждый слепой, как крот, но голоса прямо ангельские. Я-то прослышал и пришел глянуть, думал, там для цветных, ан нет. Только белым людям можно слушать. Цветные, значит, поют, а послушать цветных не пускают. Потом ночью эти пятеро выступили в черном квартале. Там я их увидел. Никогда не забуду. Прямо голуби и канарейки, вот как. Правда черные, как мокрые вороны, чернее меня.

– Так ангелы или птицы? – спросил Коротыш. – Которые из них?

– Все вместе, – сказал Юстас.

– Как-то раз мне случилось там побывать, – сказал Коротыш. – С год назад на верхнем этаже выступали певцы Братья Маркс, но впечатление убогое. Я предпочел бы слушать цветных парней в ниггерском квартале или собаку, воющую с куриной костью в горле. А от их пения у меня уши вяли, правда, они отпустили несколько шуток, и в этой части мне вполне угодили.