Чаща

Дальше по обеим сторонам улицы высились новые строения. Не слишком изысканные, как, скажем, в Сильвестере, но куда больше любого дома в Задворье, и раскрашенные в такие яркие цвета, каких мне прежде не приходилось видеть. Сам же город выглядел так, будто основан кем-то из тех слепых певцов. Точно куча людей собрались вместе и решили раскрасить все дома в разные цвета, чтобы ни один не походил на другой. Хотя с разнообразием цветов я, пожалуй, приукрасил. Всего было три – зеленый, синий и красный, а дальше шли уже оттенки. Один дом, правда, выделялся. Его первый этаж был покрашен синим, второй – красным, а оконные рамы и ограждение балкона были цвета топленого масла. Такой же сливочно-желтой была дверь на втором этаже, а дверная ручка была ярко-голубой, как огромное яйцо дрозда.

Когда мы проезжали мимо, Коротыш сказал:

– Это один из самых больших и известных борделей в Восточном Техасе. Его еще называют клубом скотоводов. Впрочем, чтобы вступить, не нужно отличать хвост коровы от рогов, главное то же у женщин не перепутать. Тут мне довелось изведать пучину наслаждений, чему в значительной степени способствовал размер моего кошелька. Когда деньги вместе с силами иссякли, я сразу же стал жалким и куда менее привлекательным.

– Боров, – сказал Юстас, – лучше тебе погулять. Пойди нарой желудей.

Боров утвердительно хрюкнул и отправился на промысел.

– Он и вправду тебя понимает? – спросил я.

– Не знаю, – ответил Юстас. – Может, просто подкалывает. Да и нужны ему эти желуди. Глядишь, ищет себе свинку или планы строит на ферму твоего старика. А то не уперлась ему эта ферма и моя компания. Пойдет, вон, с Коротышом и купит нефтяную скважину.

– Боров совсем как его папаша, – кивнул на Юстаса Коротыш. – Непредсказуемый. Хотя я в два счета взял бы его компаньоном в нефтяной бизнес. Насмотрелся, как он может копать своим рылом. Отыщет нефть скорее, чем с вышкой и буром.

В городе стоял тяжелый запах. Не такой, как в Сильвестере или Задворье, а въедливый смрад отхожих мест и конского навоза, отмеченный на каждом шагу ручейками или наваленными кучами. И в Задворье, и в Сильвестере специально нанятые люди убирали с улиц конские яблоки, а выгребные ямы опорожнялись в бочки золотарей. Здесь сортиры стояли на задворках, но никто их не чистил, так что зловонные потоки, кое-где перекрытые дощатыми настилами, струились прямо в канавы вдоль улиц. В одной такой канаве я заметил утонувшую птицу, ее точно облили дегтем и, понятно, вываляли в перьях.

Сами улицы представляли собой мокрое месиво с бесчисленными рытвинами и ухабами, и мостками из неструганых досок с одного тротуара на другой. По пути справа от нас открылся проход между строениями, где тесным кружком сбились мужчины вместе с мальчишками и несколькими девочками. Оттуда доносился страшный клекот, который едва не перекрывал вопли сгрудившихся людей.

Недолго думая, Коротыш повернул в ту сторону. Мы с Юстасом последовали за ним.

– Это не входило в наши планы, но готов поспорить, что придется сделать крюк, – сказал Юстас.

Я не сразу понял, что он имел в виду, но стоило нам троим спешиться, стало ясно, что происходит. Петушиный бой. Люди обступили двух петухов и делали ставки на победителя. Я не любитель петушиных боев, да и видеть прежде случалось только их дворовые стычки. Потому-то многие скажут, что птицы ведут себя как заложено природой – однако, если их не принуждают, один, улучив момент, обычно сдается, и все заканчивается мирно. Так что это их выбор, и никто не ставит доллар на выигрыш.

Но когда дерутся за деньги, кому-то, или обоим, точно не поздоровится, ведь к ногам им пристегивают маленькие железные шпоры. Теперь, налетая друг на друга, они подобны людям, дерущимся на ножах. Место для боя, присыпанное песком, уже пропиталось горячей петушьей кровью, и ее запах оседал во рту терпким медным привкусом.

Коротыш протиснулся внутрь круга и завопил:

– А ну разойдись, не то получите пулю.

– О чем толкует тот карлик? – спросил человек, стоящий напротив.

Тем временем «тот карлик» извлек из-под тужурки небольшой короткоствольный револьвер, открыв мне вероятную причину странного выбора своего гардероба, и твердой рукой нацелил его на вопрошавшего. Человек пустился наутек. Часть круга по обе стороны от него расступилась волнами влево и вправо, подобно водам Красного моря.

Один петух явно выдохся, его голова бессильно свесилась вниз. Второй кружил вокруг, собираясь нанести последний удар.

– Убить и съесть или не трогать, – сказал Коротыш и дважды нажал на курок. Пули снесли петухам головы не хуже, чем отточенный тесак оставляет их на колоде для рубки мяса. Один безголовый петух упал и стал дергать ногами, второй стал носиться кругами, хлопая крыльями, как будто искал голову в надежде вернуть ее на место и отбыть в неизведанные края. Казалось, это продолжается бесконечно, пока он, наконец, не упал, задергался, и длинный фонтанчик крови не брызнул из его шеи.

– Вы сборище чертовых трусов, – сказал Коротыш.